Купчиха
Шрифт:
Ули не таил зла на этого человека. Пусть тот готов был убить и его, и маленького Эдмона, но не убил же! Зато, потеряв Эгон, Ульрих нашёл своё призвание и теперь гораздо счастливее чем если бы стал графом. Но он давно понял и другое: зло не остаётся безнаказанным в одном-единственном случае. Если тот, кому его причинили, отпустит обиду. Пока держишь зло в себе, оно разъедает твои внутренности, а стоит откинуть, как нечто не имеющее значения и цены, как оно возвращается к тому, кто вызвал его к жизни. Судьба фар Ниблонга тому живое свидетельство.
Ульрих ещё университет не закончил, как звезда королевского крокодила закатилась.
Видимо, старый Зигги тяжело пережил свою опалу, раз умер так скоро. Но женщину, которая послужила причиной его несчастья, не бросил.
Тяжелые дубовые двери с из матового стекла в медных рамках качнулись, пропуская в зал новых посетителей, и Ульрих поспешно набросил на себя облегчённый вариант отвода глаз. Его увидят, но не обратят внимание.
Вовремя. Посетители вошли, поводили глазами по залу и направились к столику у окна. Двое довольно рослых мужчин с двух сторон держали под руки невысокую женщину в элегантном, модном платье тёмно-синего цвета.
Знакомый прищур карих глаз, личико сердечком, каштановые кудри… Да, тринадцать лет прошло, или даже все четырнадцать, многое изменилось, но эту женщину он узнал бы из тысяч и тысяч. Именно её лицо он увидел над собой тогда, когда пришёл в себя в повозке Теодора, который вёз его из Элидианы в родной Эгон. Ей он был обязан жизнью и тем, что стал-таки архимагом. Она выходила его, сохранила ему магию. Виола… Как будто не было долгих лет: она не постарела ни на минуту, всё так же молода и прекрасна.
Тут он посмотрел на мужчин рядом с ней и тяжело вздохнул. Чёрные волосы, чёрные глаза, густые брови, длинный нос… Мельхиор Нарденнский как был похож на ворону, так и остался. Только теперь не на растрёпанную, а на вполне благообразную. Виола приложила-таки свои умелые ручки к внешности собственного мужа и теперь он выглядел очень даже привлекательным мужчиной. А с другой стороны… Сердце Ули забилось сильнее. Да, это он, его сын. Удивительно, Виола маленького роста, он сам невысок, а мальчишка вымахал почти с высоченного Мельхиора. Или правду говорят, что если маленькому магу не дают в раннем возрасте развивать свой дар, то он и в физическом росте начинает отставать, а если, наоборот, поощряют, то он растёт вверх точно так же, как его резерв? Что ж, в таком случае его и Эдмона можно считать иллюстрацией этого тезиса. Но до чего хорош! Ещё красивее, чем сам он был в молодости. Девицы должны так и падать к его ногам спелыми снопами.
Между тем трое пришедших устроились у окна и заказали мороженое, а к нему ещё какие-то десерты и фрукты.
— Надо заесть чем-то сладким кислые морды этих типов из приёмной комиссии, — громко сказала Виола, —
— Тем более что мы не отказались платить за обучение, — согласился с ней Мельхиор.
— Я только надеюсь, что, когда начнутся занятия, вести их будут другие люди, не такие предубеждённые, — раздался чистый, звучный баритон Эдмона.
Пожалуй, всё же я обсчитался, четырнадцать лет прошло, подумал Ульрих. Парню как минимум восемнадцать. Взрослый уже, разговаривает так рассудительно. Весь в мать.
Тут дверь снова распахнулась и в кафе вбежали наперегонки две хорошенькие девчонки лет двенадцати. Черноволосые, кудрявые, нарядные куколки. Они с радостным визгом подбежали к Виоле и повисли у неё на плечах с криками: Мама! Мама!
За ними солидно вошла немолодая, элегантная дама в лиловом, которая вела за руку славного мальчишку лет семи, очень похожего на Мельхиора, разве что нос обещал быть покороче. Ульрих с трудом узнал Регину. Она остановила радостное безобразие.
— Алина, Лили, успокойтесь. Ну-ка, девочки, — сказала она строго, — вспомните, чему вас учили. Сядьте на стулья и ждите, сейчас принесут мороженое. Вы же хотели мороженого или я не права?
Всё семейство чинно расселось вокруг стола, официантка принесла им заказанное и все принялись уплетать сладости и весело болтать, каждый о своём. Регина следила за тем, чтобы мальчик по имени Бертран прилично вёл себя за столом. Девчонки обсуждали, что купить в подарок дедушке Тео, из чего Ули сделал вывод, что Теодор жив, здоров и процветает. А Виола с Мельхиором и Эдмоном рассуждали, что факультет общей магии даёт более широкое образование, чем боевой, поэтому Эди сделал правильный выбор. Конечно, его магический резерв был бы востребован у боевиков, но в Лиатине они не слишком нужны, гораздо важнее умение составлять собственные заклинания, делать сложные амулеты и прочие артефакты. Если не только резерв большой, но и голова светлая, то надо овладеть как можно более широким спектром знаний, а уж потом выбирать то, к чему душа лежит. Мальчик не просто поддакивал родителям, а высказывал собственные мысли, часто неожиданные и глубокие. А рплики Мельхиора показывали, что это именно он поощряет его самостоятельно рассуждать, сравнивать и делать выводы, хотя и виолин вклад в это дело невозможно переоценить.
Одно ясно: это любимый сын, выросший в любящей семье. Да, Мельхиор принял Эди как собственного ребёнка и соответственно воспитал. Отличный парень вырос. Умный и порядочный. Пусть будет счастлив.
Ульриху вдруг захотелось плакать и он с трудом сдержал слёзы. Нет, горечи в них не было, это были слёзы очищения, освобождения. Все плохое наконец пережилось и ушло в прошлое.
Как хорошо, что я их всех увидел и убедился, что у Виолы хорошая, крепкая, счастливая семья, — подумал Ульрих, — Как хорошо, что я не согласился взять курс в университете. Стать учителем собственного сына, конечно, заманчиво, но… Это могло бы сломать судьбу и ему, и мне. Нет смысла ворошить прошлое. Теперь можно наконец оставить его и жить дальше. Я ещё молод и все хорошее у меня не позади, а впереди.
Он дождался, когда весёлое семейство покинуло кафе, расплатился и вышел. Ветер с Каруны принёс ему запах моря и Ульрих улыбнулся новой странице своей жизни, которая именно сейчас наконец раскрылась ему навстречу.