Куплю невинность

Кисс Марианна

Когда смотришь на такого мужчину, понимаешь, он где-то там, наверху, в ауре своего небо жительства, со всеми предлагающимися к этому компонентами — красота, ум, деньги. И тогда чувствуешь себя абсолютным нулём, никем, тенью, невидной, незаметной, ненужной. Вот каким он мне показался. Недосягаемым.

И тем сильнее захотелось ощутить кожей эту недосягаемость. Если он придержал меня от падения, значит не такой уж этот Хендэрсон недосягаемый. Оказался же он рядом именно в тот момент. Дотронулся до меня и сказал несколько слов.

Значит, не недосягаемый.

Бред…

Я

вздохнула, подхватила и потащила в другую залу два стула. Нужно всё убрать и тогда мы можем быть свободны. Шеф с помощником уже погрузили все свои сумки и контейнеры на тележку и поехали из пен хауса. Двери лифта закрылись за ними.

Хендерсон тоже куда-то исчез. Мы с ребятами собираем остатки посуды. Одна из девушек протерла полы и всё вечер можно считать законченным.

Я удовлетворенно выдохнула, улыбнулась и выдала:

— Наконец-то.

И в этот момент кто-то хлопнул в ладоши. Я обернулась, посреди комнаты Меган, старшая.

— Прошу всех подойти ко мне!

Все кто обслуживал вечер подошли, вопросительно встали. Что там ещё?

— Спасибо всем за отличную работу. Мистер Хендэрсон остался доволен нашей фирмой. Надеюсь, мы не прощаемся и на этой неделе ещё два приёма и вечеринка.

— О, класс, — казал парень слева, — звоните, я свободен.

— И я, — все начали поднимать руки.

Только одна девушка отказалась, сказала, что это она зарабатывала деньги на билет домой и завтра уезжает из Нью-Йорка навсегда.

Все посмотрели на неё с невысказанной досадой и неохотой, потому что каждый из нас вертится тут, как может, только бы не вернуться домой. Но в какой-то момент, каждому становится понятно, то что говорят, что тут каждый может стать богачом — это не для нас.

Я приложила ладонь к груди и почувствовала жесткий квадратик, мои заработанные пятьсот долларов.

— И ещё, минуточку, — сказала Меган, когда все уже подумали, что она закончила и довольные собрались идти переодеваться.

Все остановились. Повисла странная напряженная пауза, каждый чего-то ждёт и все знают чего. Думали, пронесло, а нет…

Меган повернулась и посмотрела на меня. У меня так и хлынул по телу страх волной… что там — и ещё?

— Лаура, ты повела себя непрофессионально. Совершенно не подготовилась к работе, пришла без удобной обуви, которая соответствует случаю. Нам пришлось срочно покупать тебе обувь, поэтому триста долларов ты должна вернуть, — сказала она строго.

Я онемела, покраснела, потом из горла послышался звук собственного голоса:

— Я… не нарочно, и эти туфли натерли мне мозоль, — говорю какую-то чушь, сама понимаю что чушь, но надо же как-то защищаться.

— Мистер Хендэрсон отметил твою лично неудовлетворительную работу. Я должна взять обратно триста долларов.

Обидно так стало и досадно. Вечер промучилась и ради чего, чтобы сейчас выносить весь этот позор. И тут во мне что-то вскипело гордость какая-то и злость.

— Ну, раз мистер Хендэрсон так сказал, тогда конечно, — я достала из кармана пятьсот долларов, рука моя дрогнула, нет бы отсчитать триста и отдать сколько просят, так нет,

я демонстративно развернула деньги, — вот, пусть получит все пятьсот, может они ему для чего-то нужны. Я не жадная. Передайте мистеру Хендэрсону — Спасибо, что он отметил мою неудовлетворительную работу. А то я старалась-старалась, думала, никто не заметит, а нет, заметили. Спасибо.

Я положила деньги на стол и пошла в комнату переодеваться.

Вошла, чувствую, сейчас разревусь.

Как обидно. Как же обидно…

7

Пока ехала домой, как-то крепилась, сдерживала слезы, но дома, когда вошла в свою комнату и упала на кровать, прорвало.

Хорошо Саманты нет дома, и можно уже наплакаться вдоволь, что я и сделала. Завыла, прижав к себе подушку. Вспомнилось сразу всё, несправедливость сегодняшнего дня, мозоль, папа с мамой, потеря дома и много много разных мелочей, которые как раз сейчас собрались в кучу, чтобы навалиться и заставить меня плакать навзрыд.

В последний раз я даже не помню, когда плакала вот так, может быть ещё в школе, когда Саймон Грисон обозвал меня прыщавой и я долго из-за этого плакала. А мама меня утешала и говорила, что все в таком возрасте с прыщами и что с того. Но её утешения мне не помогли.

Сегодня, это что-то общее, за все мои неудачи и промахи, за всю неуверенность и ощущение беспробудной черной полосы, что тянется и тянется и нет ей конца.

В какой-то момент я устала плакать. Надоело. Закрыла глаза, плюнула на всё и уснула…

Зазвонил телефон, я резко открыла глаза, приподнялась. В комнате темно, в квартире тихо, я схватила телефон, думала мама, но звонок прекратился. Глянула на экран, номер неизвестный.

Время 23.45. Странно, кому это понадобилось звонить? По резюме на работу в такое время вряд ли будет звонить работодатель.

Сон сразу прошел. Слёзы давно просохли. Потянулась, нажала кнопку, включила ноутбук. Как не убивайся, а что случилось, то случилось, если буду постоянно вспоминать сегодняшний вечер, лучше мне от этого не будет. И ладно бы, если это было просто кидалово, но кинули, по всей видимости, только меня. Ну и ладно проживём без пятисот долларов этого жмота Херндэрсона. Пусть подавится, пусть купит себе что-то на ужин, фуагру или лобстера, это будет от меня. Угощаю, придурок.

С таким позитивным уже настроем я сходила в ванную, умылась, вернулась в свою комнату, сняла с себя одежду, в которой прямо как пришла, так и свалилась на кровать. Надела черную ночнушку, полупрозрачную, с тонкими кружевными бретельками, подошла к зеркалу, посмотрела на себя.

Что ещё этим парням надо, вот же я — красивая, сексуальная, стройная. Перекинула на один бок волосы, встала сексуальную позу, выгнулась, губы вытянула, засунула в рот палец, ну, как модели делают. Может и мне податься в фито модели? Конечно, только меня там и не хватало. У них каждый день новые наряды и бельё, а у меня всего четверо трусов и два лифчика остались. Я даже не знаю, когда в ближайшее время смогу позволить себе купить бельё, самое простое.