Купола в солнечном просторе
Шрифт:
К глазам подкатились слёзы, она сдержала себя, поднялась на ноги, открыла банку с краской, начала красить оградку.
Вдруг вспомнила, бабушка обязательно, если вдвоём приходили на кладбище, говорила, указывая на могилу, она была где-то рядом, в которой похоронена совсем молодая женщина, бабушка каждый раз, повторяла.
– Лиза сиротинушка похоронена. За что такая судьба, детдомовка, у нас на деревообрабатывающем заводе работала, двадцать один год. Как уж, горемычная, упала в отеплённый бассейн. Видимо, вечером в темноте пошла по краю, и поскользнулась, так-то бы не должна утонуть, глубина всего полтора
Бабушка смотрела за могилкой Лизы, убирала листву, красила памятник и оградку. По-хорошему и там надо было убраться, но Алевтина Валерьевна не могла вспомнить даже направление, в каком была могила. В сторону Солнечного, но справа, слева или прямо – не помнила. Ориентировалась она на местности из рук вон плохо. В трёх соснах заблудиться ничего не стоило. Памятник у Лизы примерно такой же, как у бабушки с дедом – металлическая тумбочка, кажется, звёздочка сверху. Может, и не сохранилась могилка, сколько времени прошло, бабушка умерла двадцать пять лет назад, Лиза погибла лет на десять раньше.
Алевтина Валерьевна, закончив красить оградку, банку из-под краски, кисточку, наждачку, тряпки, растворитель, собрала в пакет – выбросить на обратной дороге. Грабельки и лопатку положила за памятником деду. Достала из сумки свечу, зажигалку, молитвенник – коричневую книжку с золотыми буквами на обложке, приспособила свечу на могиле бабушки, зажгла. Раскрыла молитвенник в заложенном месте и отслужила литию. Поплакала. Перед самым уходом, подстелив халат, встала на колени, сделала земной поклон:
– Простите меня дорогие, – выдохнула в траву на могиле.
И пошла по тропинке к шоссе.
Её самолёт летел ночью.
Итак, она звалась Татьяной
Рассказ Григория
Не хочется подводить себя под пословицу «старость, не радость – кости болят», ещё и пятидесяти нет, но с годами чаще и чаще приходится обращаться к врачам. Основная проблема – варикоз. По-хорошему, раз в год надо пролечиваться в стационаре, но всякий раз оттягиваю, пока жена не вытолкнет. В последний раз два года тянул, уже и врач стал ругаться. Сдался в конечном итоге.
Мест в палатах не было, для начала определили в коридор. На коридорных площадях в больницах, как правило, наличествуют бомжи, хотя бы один-два на этаже. Если разобраться, нехорошее слово «бомж», с нотками гордыни: вот-де падшие люди, тогда как я крепко держу птицу счастья за хвост. Лучше по мне – бездомные.
Медсестра подвела к кровати.
– Располагайтесь, – говорит, – а бельё вам надо другое застелить – это для них.
Кивнула головой в сторону кровати, на которой сидела женщина.
– Да ладно, – остановил медсестру, – пойдёт,
Бельё не рваное, ну где-то пятна йода, в принципе, нормальное.
Разместился в коридоре, смотрю, женщина, на которую кивнула медсестра, достала Евангелие. Сидит, как воробышек, читает. Протестантское издание, баптисты такие распространяют. Интересно – бездомная читает Евангелие… Подошёл, познакомились. Звали на пушкинский манер – Татьяной.
Жена ворчит на меня: вечно ты с кем-нибудь возишься. А как не постараться для человека, если пропадает, почему не поискать возможность принять участие в страждущем, поддержать его. Честно скажу, плохо у меня получается.
Таня ростом маленькая, полутора метра не наберётся. Сорок четыре года, а со спины – подросток. Было дело – двоих детей родила, да родительских прав лишили, когда дочери ещё в школу не ходили, сестра Танина их воспитывает. Сама Таня из района. Не спросил, кто её в город привёз. Это потом в монастыре, рассказывая о себе матушке Варваре, Таня скажет: дров не было зимой, её привезли в город, чтобы не замёрзла. Получается, привезли и бросили.
В больнице в коридоре на нашем этаже бездомных было двое, ещё Володя без ног – на коляске. Оба поступили в больницу из центра социальной адаптации с одним диагнозом, который меня на некоторое время вверг в уныние – рожа. Не вдохновила, прямо скажем, перспектива рожей заразиться. Врач успокоил, Таня и Володя получили ударную дозу антибиотиков, их раны настолько густо обрабатываются йодом, что опасаться нечего.
Раз пять в этой больнице лежал, раньше был заведующий отделением, так он зимой весь коридор бездомными заполнял, сердобольно относился к их брату. Не гнал почём зря. Остальные доктора бездомных не приветствовали.
Володя мужчина общительный. На жизнь свою безногую и бездомную смотрел с оптимизмом. Если Таня в центре социальной защиты новичок, Володя старожил. Пользовался там авторитетом и уважением, хотя и без ног. Таню в обиду не давал.
– Крышую, – смеялся.
Таню, за себя постоять не умеющую, начали было тюкать в центре, да Володя быстро разобрался, пригрозил: если что – будете иметь дело со мной.
От него многое узнал о центре. Новичков первый месяц держат бесплатно, потом лафа заканчивается – плати. Сто пятьдесят рублей в день на то время стоило койко-место.
– А если денег нет? – спрашиваю.
– Ночуй в филиале центра, – весело ответил Володя, – на трубах!
– На каких трубах? – не сразу определил я местоположение альтернативного ночлега. – В каком филиале?
– На теплотрассе! – пояснил, широко улыбаясь, Володя. – Ну, а найдёшь деньги – снова приходи.
И добавил, великодушно приглашая меня:
– Будут жизненные затруднения, милости просим на огонёк. Только, предупреждаю, пьяных не пускают. Даже с запахом. Пусть ты заранее заплатил, не играет роли: принял на грудь – досвидос, сначала протрезвись. С этим жёстко.
«Филиал» был расположен в шаговой доступности – теплотрасса из окон центра видна. Изоляция на горячих трубах снята, тут же валяется тряпьё под себя подстелить, чтобы не обжечься (пьяные, само собой, обжигаются). Так и перемогают бездомные, у коих денег на центр не имеется. Кому-то жалко, если деньги вдруг появились, отдавать их за ночлег, лучше на бутылку употребить.