Курьер

Евтушенко Алексей Анатольевич

Флаер ждет неподалеку, и мы направляемся к нему, по дороге обсуждая детали предстоящей операции.

– К Яйцу-то мы проникнем, – размышляет вслух Петрович. – Там есть охрана, но только для вида, со стороны города. А сзади в заборе дыра имеется, и внутри уже котлован не охраняется никак. Да и зачем? Это первую неделю народ толпился, а теперь попривык. Да и то, нет там ничего интересного. Лежит себе здоровенная черная дура в виде яйца в большой яме – и пусть себе лежит. Никто ж не знает, что не просто так она там лежит…

Петрович не соврал, и к котловану

мы пробираемся без всяких проблем.

Яйцо угадывается внизу как черная плотная масса, не дающая ни малейшего отсвета. Впрочем, отсвечивать нечему. Ночь безлунная, облачная, и фонарь я пока не включаю. Спускаемся в темноте по лестнице на дно котлована тоже удачно – никто не оступается и не гремит с шумом и воплями вниз по ступеням. Я волнуюсь за Петровича с его нарушенным чувством равновесия, но он справляется. Так. Теперь можно и фонарик зажечь. Узкий, не толще карандаша, луч, отрегулированный на малую яркость, упирается в непроницаемо черный бок Яйца, который круто вздымается перед нами на расстоянии четырех шагов. Да, внушительное образование, прямо скажем. Или это все-таки предмет? Космос велик, и встречал я в нем природные образования, которые выглядели как предметы, и, наоборот, предметы, один в один напоминающие природные образования. В конце концов, все улики, которые у нас имеются против Яйца, так или иначе прямыми не назовешь. Ладно, сейчас и проверим.

– Ну что, Петрович, – спрашиваю, – готов?

– Готов, – тихо отвечает Петрович.

Нескольких часов ему хватило, чтобы помыться, побриться и даже переодеться и почистить ботинки, что меня несказанно радует, поскольку стоит Петрович вплотную ко мне. Правда, шляпа на нем та же, но это даже хорошо – человек должен быть узнаваем.

– Давай, – командую.

– Подождите, – раздается сзади. – Я с вами!

Ирина. Вот, черт, теперь я понимаю, отчего она никак не может пройти стажерскую практику.

– Что будем делать? – шепотом осведомляется Петрович.

– Пока ничего, – вздыхаю в ответ и жду, когда мой стажер приблизится на достаточное расстояние, чтобы я мог, не повышая голоса, высказать ему все, что я думаю.

– Ты, главное, не волнуйся, – Ирина останавливается в трех шагах от нас. – Я запрограммировала корабль на автоматическое возвращение на Землю, в случае если мы сами не вернемся в течение трех суток.

– А если трех суток нам не хватит? – спрашиваю.

– Чему быть, того не миновать, – пожимает она плечами. – Прости, но я не могу отпустить тебя… вас одних.

– Характер не позволяет? – Я искренне надеюсь, что мой голос переполнен ядом.

– Неважно что. Главное – не позволяет.

– Не быть тебе курьером.

– Значит, не быть. Но сейчас я иду с вами.

– Черт с тобой, – говорю, потому что сказать мне в данной ситуации все равно нечего. – Но предупреждаю. Начнешь показывать характер и дальше, буду ставить на место. Вплоть до применения физической силы.

– Согласна, – быстро отвечает Ирина. В темноте не видно, но мне почему-то кажется, что отвечает она с улыбкой.

После того как Петрович прикладывает ладони к каменному

боку Яйца, все происходит так, как он и рассказывал. Секунд, наверное, через пять. Как будто кто-то незаметно убирает одну реальность и вместо нее подсовывает другую. Так быстро, что заметить момент подмены невозможно. Вот только что мы стояли на дне котлована в Первограде, что на планете Гондвана, а в следующее мгновение под нашими ногами оказывается проселочная дорога, над головой – ночное, затянутое облаками небо, а в сотне шагов впереди светится окно придорожного строения.

– Получилось, – выдыхает Петрович. – Что я говорил? А вы не верили.

– Это то самое место? – спрашиваю, оглядываясь по сторонам.

– Оно, – подтверждает Петрович. – В точности. Только время другое. Сейчас тут ночь, а тогда был вечер. Пошли?

– Одну минуту.

Я стою и пытаюсь глазами, ушами и носом уловить хоть малейший признак того, что окружающее нас пространство смоделировано искусственно или каким-либо образом нам внушено. Не ловится. Свет и тень, крик ночной птицы и ветер в листве, запах травы и земли – все настоящее. Или кажется таковым с высшей степенью достоверности. Присаживаюсь на корточки, дотрагиваюсь пальцами до чуть влажной от вечерней росы дороги. Нет, не чувствую различий.

– Это Земля? – осведомляется Ирина.

Хороший вопрос. Лично у меня нет на него ответа. Во всяком случае, пока. Молчит и Петрович. Да и откуда ему знать?

Я выпрямляюсь и вижу, как в здании у дороги открывается и закрывается дверь – желтоватый электрический свет на секунду вырывается в ночь и тут же пропадает.

– Зажгите фонарь, – просит Петрович. – Я думаю – это Маша.

Я зажигаю и тут же гашу фонарь. И так три раза.

– Эй! – доносится до нас женский голос. – Это вы? Идите сюда! Это я, Маша!

– Мы идем! – кричит в ответ Петрович, но, надо отдать ему должное, с места не двигается и выжидательно смотрит на меня.

– Пошли, – командую я.

Маша ожидает нас на крыльце и, когда мы подходим, здоровается и предлагает войти в дом. Мы не отказываемся. Хозяйка, одетая в штаны, очень напоминающие джинсы, и рубашку, ведет нас в гостиную (это явно не то помещение, о котором рассказывал Петрович) и усаживает в кресла, полукругом расположенные перед камином. В камине, как и положено, горит живой огонь. Гостиная довольно ярко освещена свисающими с потолка электрическими светильниками. Во всяком случае, мне кажется, что светильники электрические.

– Ну что ж, – говорит Маша, усаживаясь с нами в одно из кресел. – Вижу, что Петрович привел гостей. Давайте знакомиться. Я – Маша. Хозяйка этого дома, искусственно созданное разумное существо. На самом деле меня зовут иначе, но земное имя Маша, как мне кажется, подходит лучше всего.

– Ага, – говорю. – Значит, вы не с Земли.

– В этом не может быть ни малейшего сомнения, – улыбается она. – Насколько я знаю, на Земле пока не научились создавать разумных существ.

– Где дети? – беру я быка за рога. – Учтите, если хоть с одним из них что-нибудь случится…