Курьерская: Багиров
Шрифт:
Работа у Гриши была с людьми. Этим сказано многое. Компания помнит сотрудника, который спустя пару месяцев ушёл работать по специальности – в хоспис. И он работал там несколько лет, имея дело со всеми человеческими выделениями. Личное мнение по-прежнему считал худшим из них.
Курьер – это презерватив между почтовым бизнесом и клиентом. Гриша был одним из весьма ориентированных доставщиков, и благородно сносил в свой адрес морось, хамство и права потребителя. Этим он подкупал самую конченную шваль, и та писала о нём хвалебные отзывы, выходили премии. Гриша накопил в себе прилично, прежде чем однажды, подвыпивши, оборонил в баре фразу: «человек – это завод
Гриша хорошо владел регламентом, так что ему всегда было на что сослаться, чтобы разговор не забегал на личное поле. Тем не менее, фразы «я же вас вежливо попросил», «ты петух», «я буду жаловаться» – можно было прописывать в трудовом договоре под пунктом «погодные условия». Приходил сдаваться в кассу Гриша всегда по минимальному распорядку – то есть в самое раннее время. После того, как ему подняли план, это был его принцип номер два. Принцип номер один – «да завтра выполню наверно».
Иногда на смене случались забавные или сложные ситуации. Такие дни могли запомниться. Прочие летели беспамятно. Между утренним чаем и сдачей кассы рассветал полдень и уходил навсегда; на следующий день рассветал другой, который тоже никогда не повторится. Они были конечны, как лампочки. Гриша начинал смутно бояться старости. До сих пор ему казалось, что он ещё взрослый подросток.
Гриша не заметил, как прошла эта смена. Затем прошла и следующая.
III.
Это был понедельник. У Гриши был выходной. Вместе с Катей они собрались по магазинам.
– Не забудь надеть протез. – сказала она.
– Помню.
Кате была важна эта пластмассовая рука. Как-то раз они поссорились, и Катя сказала, что чувствует себя неловко. Гришу эти слова весьма зацепили. Они поехали в центр. ТРЦ «Малиновский». Один из крупнейших в городе. Ходили по магазинам. Катя смотрела кроссовки и торчала в телефоне. Гриша был предоставлен себе.
– Есть хочу… – оторвалась она.
– Поднимемся на фудкорт.
Они сели, Гриша заказал небольшой обед. В будний день людей было немного. Конкуренты KFC и Burger King были настолько непроходными, что по их скучающим кассирам можно было изучать стоячую камасутру.
– Чего смотришь? – спросил Гриша.
– Ничего. Просто ленту.
– Что насчёт официанта?
– Я передумала. Не для меня.
– Куда тогда?
– Не знаю. Мама сказала, пока поможет. Хочу попробовать моделью.
– Не ковыряйся в носу… – сказал Гриша.
– Ой, прямо ковыряюсь.
Катя себя очень любила. Чтобы в наше время зарабатывать моделью, хотеть мало. Для начала бы оплатить брошенный абонемент, перестать с холодильником по вечерам…
– А у Юли интересовалась? – спросил Гриша. – Может, нужны мастера…
– Неее.
– Не хочешь делать маникюр?
– Фу.
Катя хотела выпить, но Грише позвонили с тем, что на следующий день он выходит на работу в счёт праздников. У Гриши было чувство, что Катя обиделась. Они заехали ещё в пару мест. Нужно было купить продуктов, стиральный порошок… Затем направились к нему домой. Катя сготовила и села с Гришей за стол, снова впилась в телефон.
– Сыр невкусный. – сказал Гриша. – Хорошо, что по акции брали.
– В следующий раз в ресторане поешь.
– Я ничего не говорю…
Лет
В последнее время с Катей становилось хуже. От неуверенности он стал её ревновать. И понимал, что глупо ревнует, но был бессилен; его характер подгнил, во всём он видел повод. Страх, что Катя найдёт кого-нибудь лучше, впервые обуял Гришу месяца три назад. Это была ещё не ревность. Даже в самые теплые минуты он что-то чувствовал, не уловимое ни взглядом ни слухом, обоняемое только сердцем… Со временем Гриша накопил уверение, что ему есть о чём беспокоиться. И как бы он себя ни разубеждал, как ни искал доказательств покоя, не мог придти ни к чему твёрдо, каждый раз соскальзывал на том, что попросту себе врёт.
Теперь же его вовсе размыло, и он стал бездумно ревновать. Ссоры между ними участились и происходили по любой искре. Иногда они не виделись неделю, однажды две. Гриша всегда жалел, но знал что попросит прощения и будет снова таков. Он видел, что Катя устала. Уже хочет, но не может сделать последний шаг. Он был уверен – когда, как не теперь, Катя ему изменяет… В этот день случилась очередная ссора. Она проистекла из нелепого замечания о сыре, но вскоре раздулась в скандал. Гриша наговорил Кате гадостей. Она не вытерпела и вспыхнула:
– Я тебе верна, и всегда была… Да только зря! Не заслуживаешь ты. – она заплакала и убежала из квартиры.
IV.
Прошло два месяца. Июльский субботний вечер был замечательный, народу было как всегда много. В баре сидели Гриша и Максим, Богдан вот-вот подошёл. Это был очень низкорослый юноша, сантиметров шестьдесят пять с метром; и с проигрышным сочетанием доброты и непривлекательности. Правый глаз у него был с «ленивым веком». Волосы хорошо уложены. Работал на кассе в гипермаркете «Лента», неподалёку от места, где жил Гриша. Богдан был самый молодой за столом – 22 года. Болезненно амбициозен, много рассуждал о больших деньгах. Притом, что в зарплатной ведомости своей взвешивал каждые сто рублей.
Богдан был подписан на многие мотивационные каналы и паблики. Мотивацию он принимал раз в день, всю сразу, во время вечерней скуки и лени… Каждый вечер он возгорался «взяться окончательно» и всё поменять: вставать рано, планировать день… Но мотивационных графиков и афоризмов было так много, они вовсе не кончались, что вскоре приедались, и он листал их уже как разноцветные картинки, и вскоре засыпал. Заведя на утро семь будильников.
Он интересовался разными схемами и даже криминалом – читал истории мошенников, рассказывал разные факты. Которые потом быстро забывал сам. У него была мечта заработать свой первый миллиард к тридцати годам… Он говорил про сотрудников МВД, ФСБ: «эсэсовцы». То есть силовые структуры. Поначалу парни воспринимали всерьёз амбиции Богдана, он выказывал вид человека сведущего; и будто со дня на день окончит все приготовления, бросит свою смешную работу и взмоет высоко… Заодно, глядишь, о друзьях не позабудет.