Курган. Дилогия
Шрифт:
– А чего так? – спросила Русава.
– Вот, сама посуди! Кажется, нет у меня врагов. И сам зла особого не чиню. Всем любезен и дружелюбен. Ну порой баб и детишек малых попугаешь. Это если встретишь, конечно. Так это только для веселья. И им на пользу идет: не станут в непролазную чащу забредать, осторожней станут. В глухих местах своя жизнь. Заплутают, да ненароком на бера наткнуться! Кто знает, что он надумает? Иль того пуще – на лесного быка наткнуться! На тура! Бер-то может и не тронет – он добродушен, летом порой пуглив… А вот тур!.. Любимый зверь Дивы! Богини охоты! Задираться любит – страсть! Ему все нипочем! Что стар перед ним, что млад. Что знатный охотник, что несмышленый ребятенок. У тура сразу
Тут Дубыня помрачнел. И глаза у него кровью налились. Совсем как у тура, про которого он только что говорил. Охотников он не то что недолюбливал, а прямо-таки люто ненавидел! Особенно тех, которые бьют зверя не ради пропитания, а для забавы. Встречались ему и такие. Хотя, к вендам это не относилось. Те брали зверя бережливо и с пониманием: не заставляли понапрасну мучиться. И прежде чем жизнь забрать, прощения у зверя просили. Просили для того, чтоб не обижался он, и чтоб снова мог народиться, если возжелает. А вот заезжие заморские охотники – из других земель,– что порой сходили со своих кораблей поохотиться, те другое дело! Ведь в Альтиду, как правило, идут не бедные мореходы. Всё купцы богатейшие. И вот тут получается, что чем богаче человек – тем он никчемней и дряннее! Это Дубыня давно осознал. Страдания других такому человеку радость принося. Но вендский лес не для заморских гостей. Есть у него грозный хозяин-заступник!
– Заманишь такого охотничка в трясину, – злорадно продолжил леший, – затащишь туда, и довольный весь день ходишь! Он по тине руками молотит, болотницы за ноги хватают, вниз тянут, а тебе радостно – еще одним убийцей на свете меньше стало! У охотничков ловчая сеть есть – а у меня для них трясина припасена. У них ловушки хитрые – а я деревом зашибаю. Причем так ствол валю, чтоб не сразу насмерть, а с переломанными костями в мучениях издыхали. Пусть к Велесу идут и там жалуются! Он из них быстро добычу для самого себя сделает. Обратится в ипостась змеиную и насытится всласть. Отрыгнет сожратое, и к Чернобогу в пекло!
– Не любишь ты их! – усмехнулась Русава. – Впрочем, и вправду, заслужили.
– То-то, что заслужили! Вы когда-нибудь слышали, как раненый заяц кричит, когда стрела его не сразу – не насмерть – бьет? Или олененок, насмерть раненый, убежит от охотников, в кустах спрячется, и плачет там – смерти дожидаясь?! Тогда понимаете, почему охотники для меня первейшие враги! Нет им от меня пощады! И не будет! Только к тому бываю снисходителен, кто зверькам легкую смерть посылает. И не для удовольствия бьет, а ради пропитания. Вот венды такие – и поэтому я их не сильно обижаю. Есть у меня к ним снисхождение. И то не ко всем… Так что пусть люди на меня не обижаются! Спасибо пусть скажут, что из леса живыми и не покалеченными отпускаю!
Дубыня взял горсть каленых орехов и сдавил их в кулаке. Послышался треск. Потом, медленно разведя пальцы, леший показал, во что они превратились. На широкой, мозолистой ладони лежала мелкая труха. Да, силы лешему – не занимать!
– Вот так можно с людьми поступить. Такая же труха от них останется, стоит мне зверей из лесу вывести. Если зверье разом выйдет, да деревеньки жалкие по бревнышку раскатает, то думаю, задумались бы люди – кто они, и как они слабы и никчемны! А если бы на их детей мое зверье охоту повело? Понравилось бы людишкам? То-то! Думаю – не понравилось! Сил у меня поболе, чем у них. Сделал бы так, чтоб от их городов и деревушек вытоптанные поляны остались, да духом людским в лесах не смердело! Да боги этого не велят. Пока не велят… – многозначительно прибавил леший. – Да и я особого зла не таю. Что с них возьмешь, с людей-то? Так – дети неразумные.
– Да, в этом ты прав, – согласилась Русава. – И у меня нет к людям ни любви, ни жалости. Однако по велению старших богов надо им помогать. Хоть немного… Не всем конечно, а тем что в альтидской земле живут. Может, и выйдет толк из этого. Не знаю… Видели мы, Дубыня, как умирают звери. Они подраненные к воде тянутся. Всегда. Жажда мучает. Вот только, – со вздохом добавила она, – не все до воды добираются. Иные ползут из последних сил, уже вроде немного осталось, и все! Конец. Мы им помогаем, стараемся – как можем. Да только редко спасти получается…
– Спасибо… – шепнул растроганный леший. – Зверье лесное – это ведь как дети мои малые… Кто их защитит? Кроме нас некому.
– Ну конечно! – заулыбалась Велла. – Кроме тебя больше некому! А мы на что? Со зверьками забавно. Мы их любим, они нас… Играем порой. Средь них такие весельчаки встречаются – только держись! И забавно – они все такие пушистики! Как на подбор! И у каждого своя справная шубка.
«Уф!.. Вроде не перегрызлись, – с облегчением подумала Велла. – А то ведь Русава такая! Палец в рот не клади! Дубыня сразу б по шаям получил, даром что леший. А расспрошу-ка я о его житье-бытье. А когда все соберутся, то пусть Русава расскажет, где плавала и где Снежану нашла…»
– Дубыня, а где ты живешь? Мы знаем, что в лесу. А вот где твой дом? Или в кустах ночуешь? Так там поди холодно?
Лицо лешего расплылось в широкой улыбке.
– Конечно в лесу! Ты права. Есть у меня несколько древних дубов. Сколько им лет – не знаю. Еще до моего появления выросли. Вот в них и живу. Какой ближе, в тот и иду. Дубы неохватные! Не всякая людская изба с ними сравнится. Внутри дуба все потребное есть. И для жизни, и для дела. Можно и просто заночевать, а можно и занять себя чем–нибудь. Иногда гости заглядывают. Там я со всем почетом и уважением их обихаживаю. Угощение всегда найдется, – леший кивнул на свою суму, что висела на изогнутом конце клюки, – переночевать, коль нужда возникнет, тоже пожалуйста. Иные на мехах любят спать, а иным сено подавай: конюшенники да овинники – не могут без духа сенного жить. Вот так то!.. – И леший со значением добавил: – Не бездомный я! В чащобах под кустами не мерзну и комаров не кормлю.
Сказав все это, Дубыня вздернул подбородок и горделивым взглядом обвел русалок. «Мол, не беспокойтесь, есть где жить, и хозяйство у меня знатное – вес лес, а в нем дубы…»
Русава фыркнула. Потом, не выдержав, расхохоталась. Дубыня выглядел уморительно. Глядя на нее заулыбался и леший. Причину веселья он не понял, но если развеселилась серьезная русалка, то отчего бы и самому не поулыбаться? Раз смеется, значит все хорошо: ей он по нраву, и стало быть дружба налаживается.
С Русавой он и раньше встречался. Но все встречи эти были не такие как сейчас – ночью, у костра на берегу озера. Обычно они вежливо здоровались, а потом с упоением говорили друг другу бранные слова. Затем расходились, весьма довольные собой. Каждый считал себя в выигрыше, и потом долго улыбался, припоминая все те остроумные и колкие словечки, коими удалось удачно окатить знакомца.
Отчего так повелось и когда они впервые начали браниться друг на друга, ни Дубыня, ни Русава уже не помнили.
– Дубыня! – отсмеявшись, спросила Русава. – Проясни, кто к тебе в гости ходит? Звери? Так ведь ты их и без этого каждый день в лесу видишь. С людьми не дружишь – правильно делаешь! Ни к чему. Нас ты ни разу не звал. Да и знакомы мы плохо. Так кто твои гости?
– Отчего ж ты думаешь, что с людьми не дружу?! – удивился леший. – Дружу! Есть у меня знакомец из их мира. Да и вы с ним в ладах, наслышан. Но он не совсем человек. Он волхв. Хранибор. Недавно Белана с Яриной мне это сказали. Верно?