Куриный Бог (сборник)
Шрифт:
— Я передумал, — сказал Фома, — я не хочу играть.
— Отобьем их, — Элата взмахнул копьем, — или поляжем в бою. И это будет славная битва.
— Мы поляжем в бою, Элата, — сказал Балор. — Они уже успели развесить наших мертвых на веревках. Развесили и поставили гнезда со стреляющими машинками… как они называются, Фома?
— Пулеметами, — сказал Фома.
— С пулеметами. И что ты будешь делать, Элата?
— Умру с честью.
— И кто тебя будет хоронить? Я не пойду за тобой,
— Ты тоже научился быть трусом? Ингкел?
— Я хочу сначала послушать, что скажет бард.
— Люди ждут вас, — сказал Фома.
Одно смертоубийственное предприятие за другим. Они словно мотыльки, летящие на огонь.
— Не хотите идти, не надо. Трусы. — Элата презрительно подул на сложенные щепотью пальцы. — Пойду один. Никто не скажет, что Элата не пошел за своими мертвыми. Даже ты, бард, не скажешь! Кто хочет идти за мной?
Кэлпи молчали, переминаясь с ноги на ногу. Потом повернулись к Фоме и посмотрели на него. Все повернулись к Фоме. Все как один.
Чего они от меня хотят?
— Я не буду петь об этом, Элата, — сказал Фома. — Это не честь, а глупость. Это самоубийство.
Он задумался. Гнездо Элаты научилось воевать по-новому, и что бы кэлпи ни говорили, как бы ни носились со своей честью, со своим бардом, со своими мертвыми, они уже никогда не переучатся… В этом-то все и дело. Люди думают, что кэлпи никогда не изменятся, а кэлпи слишком верят в людскую хитрость и изворотливость… Но люди — это просто такие кэлпи. А кэлпи — просто такие люди. И если люди ожидают, что кэлпи бросятся сломя голову за своими мертвыми, то надо сотворить такое, чего люди не ожидают. Не бить дурацкими палками по дурацким пузырям, не вопить, не размахивать фонарями… И не красться, как трусы… Что-то среднее.
— Водяной конь, — сказал он.
— Что? — переспросил Элата.
— Водяной конь слушается вас? Вода слушается вас? В этом ваша магия?
— В этом наша магия, — согласился Элата. — О чем ты собрался петь, Фома?
— Я спою вам песню о мертвых. О горящих погребальных пеленах, о воде и дыме…
И он запел…
— Но мы еще никогда не провожали так наших мертвых, — сказал Ингкел ошеломленно, когда последний вздох Амаргеновой арфы замер над плавнями.
— Я — бард, — сказал Фома, — я спел и будет так.
— Он прав, Ингкел, — согласился Балор. — Это будет славная битва. И веселое дело.
— Но есть ли в этом честь?
— Да. — Балор потер рукой твердый подбородок и улыбнулся. — В этом есть честь, ведь мы избавим наших мертвых от позора. А значит, и сами избавимся от позора. Ах, какие песни будут петь про это в Дельте, Элата, ах, какие песни!
Элата молчал. Потом поднял голову.
— Я надеялся, что, получив барда, мы вновь станем воинами.
— Это и есть война, — сказал Фома. — Это не мелкие пакости, не убийства в ночи. Это — честь.
И жизнь, подумал он, но этого я не скажу Элате…
Плавни, успокоившись
Лодка Ингкела из-за груза была почти по кромку бортов погружена в воду; Фома сидел сзади, в запасной, легко пляшущей на привязи. Балор и Тетра вели свою лодку чуть впереди, и Элата держался рядом с ними. Время от времени лодка Фомы подпрыгивала, то натягивая канат, то отпуская его — под днищем черной тенью проходил, толкаясь спинным плавником, огромный водяной конь.
Что-то не так, думал Фома, — я что-то упустил, все слишком хорошо, слишком просто. Как в детской игре. «Ты будешь вонючим кэлпи!» Задача «кэлпи» — добежать до бетонной опоры на задах школы и хлопнуть по ней ладонью. Задача «людей» — помешать им.
Помешать им.
Помешать…
Предположим, сейчас я человек и знаю, что кэлпи идут сюда, чтобы хлопнуть своей противной зеленой ладонью. Как я могу помешать кэлпи, если я знаю, что они придут, и знаю, каким путем они пойдут? По одному из рукавов, который выведет к сторожевым вышкам… Там дальше пустая вода, мы, люди, не идиоты, мы выжгли все на километр, чтобы ни одна вонючка не могла сунуться, перед наблюдательными вышками всегда чистая полоса; черная вода и прожекторы по ней ночью — шорк-шорк…
Хромоножка! Хромоножка нарвался на растяжку, подорвался на мине и потерял ногу…
— Элата! — крикнул он. — Ингкел! Элата!
Канат между его лодкой и лодкой Ингкела провис — Ингкел всем телом налег на шест.
— Все подходы к сторожевым вышкам будут заминированы, — сказал Фома.
— Откуда ты знаешь? — недоверчиво спросил Ингкел.
— Это игра, понимаете? Такая игра. «Перехитри кэлпи» называется. Понимаете?
— Нет, — сказал Элата.
— Они знают, что мы придем, они на это рассчитывают. Мертвецы на вышках — не наказание. Это приманка. Они ждут нас. Они думают, что мы пойдем большим отрядом, и они заминировали подходы к вышкам. А мы зацепим растяжку и взлетим на воздух.
— Ты струсил, — сказал Элата.
— Нет. Да. Элата, это страшная смерть. А если уцелеешь — страшная жизнь. Я знал одного такого, он ненавидел себя и все на свете. Ваша магия может пустить вперед пустую лодку? Я сяду к тебе.
— Обратно будем добираться в тесноте. — Элата засмеялся.
Он налег на шест, и лодка его скользнула мимо лодки Фомы.
— Я пойду впереди, бард! — крикнул Элата. — А ты споешь об этом!
Лодка скользила, словно хищная рыба.
— Осторожней, Элата, — предупредил Фома, — они незаметные, как паутинка. Просто проволока, натянутая поперек протоки.
— Твоя доблесть не в том, чтобы умереть, Элата, — согласился Ингкел, — а в том, чтобы не дать смерти ужалить нас в пяту. Осторожней, прошу тебя.