Куриный бульон для души: 101 история о животных (сборник)
Шрифт:
Меня беспокоило то, что Марку будет слишком трудно присутствовать при всех этих процедурах, но любой намек на то, что ему лучше подождать снаружи, наотрез отвергался. Он нужен Мохо!
Однажды я обратилась к матери Марка, когда мальчик и пес были в другой комнате.
– Вы знаете, что состояние Мохо ухудшается. Вы подумали еще раз о том, насколько далеко готовы пойти в лечении? Мне кажется, Марку действительно трудно все это дается.
Мать Марка на мгновение замешкалась, а потом подалась вперед и заговорила тихим взволнованным голосом:
– Мохо появился у нас, еще когда Марк был младенцем. Они выросли вместе, и Марк любит его сверх всякой меры. Но это еще
Она глубоко вдохнула и на мгновение отвела глаза.
– Два года назад Марку диагностировали лейкемию. Он борется с ней, и врачи говорят, что у него есть неплохой шанс полностью выздороветь. Но он никогда не говорит о своей болезни. Он ходит на анализы и сеансы лечения так, словно это происходит с кем-то другим, словно это понарошку, не на самом деле. Но по поводу болезни Мохо он в состоянии задавать вопросы. Это важно для Марка, так что, пока он этого хочет, мы будем бороться за Мохо.
В следующие несколько недель мы часто виделись с этой тихой троицей. Резкие вопросы и замечания Марка, когда-то слегка раздражавшие нас, теперь обрели новый смысл, и мы подробно поясняли каждую процедуру по мере прохождения. Мы и сами гадали, сколько сможет продержаться Мохо. Более терпеливого и добродушного пациента нам редко приходилось видеть, но теперь лабрадор ужасно исхудал и ослаб. Всех нас, сотрудников клиники, очень тревожил вопрос о том, как Марк справится с неизбежным.
Наконец настал день, когда Мохо потерял сознание еще до назначенного приема. Была суббота, когда они привезли его, и в приемной скопилась большая очередь. Мы занесли Мохо в заднюю комнату и устроили его на толстых одеялах. Марк, как обычно, был рядом. Я ушла за необходимыми принадлежностями, а когда спустя пару минут вернулась в комнату, потрясенно увидела, что Марк стоит у окна, засунув сжатые кулаки в подмышки, и по лицу его струятся слезы. Я бесшумно выскользнула из комнаты, не желая беспокоить его. Он вплоть до этого момента был таким мужественным! Позднее, когда мы вернулись, он стоял на коленях, снова с сухими глазами, рядом с Мохо. Его мама села рядом с мальчиком и обняла его за плечи.
– Ну, как вы, ребята? – тихо спросила она.
– Мам, – проговорил он, проигнорировав ее вопрос, – Мохо умирает, да?
– Ох, милый… – Ее голос прервался, и Марк продолжал, словно она ничего не сказала:
– Я имею в виду, все эти жидкости и таблетки, они просто больше ему не помогут, верно? – Он взглянул на нас, ища подтверждения. – Тогда я думаю… – Он шумно сглотнул. – Я думаю, нам следует уложить его спать.
Верный себе, Марк оставался с Мохо до самого конца. Он задавал вопросы, чтобы удостовериться, что так действительно лучше для Мохо и что его старому другу не будет ни больно, ни страшно. Снова и снова гладил он лоснящуюся голову пса, пока она не опустилась на его колено в последний раз. Когда Марк почувствовал, что последний вздох покинул исхудавшие ребра Мохо, и увидел, как свет тускнеет в добрых карих собачьих глазах, он, казалось, забыл обо всех нас. Не скрывая слез, он склонился над неподвижным телом Мохо и медленно стянул с себя кепку. Вздрогнув, я распознала эффекты химиотерапии, создававшие резкий и грубый контраст с юным лицом. Мы оставили мальчика наедине с его скорбью.
Марк ни разу ничего не говорил о собственной болезни и о своих чувствах в связи с трагедией Мохо, но когда через несколько месяцев его мама позвонила, чтобы задать пару вопросов по поводу щенка, которого подумывала купить, я спросила ее, как дела у мальчика.
– Вы знаете, – сказала она, – это было ужасное время для него, но после смерти Мохо Марк начал говорить о собственном
Я всегда считала, что Марк мужественно держался ради Мохо, но когда вспоминаю эти спокойные, доверчивые глаза и тихонько виляющий хвост, который никогда не останавливался, как бы скверно пес себя ни чувствовал, думаю, что, возможно, это Мохо держался мужественно ради Марка.
Седлотерапия
Однажды утром, лежа в постели, я наблюдала, как воробьи клюют корм в кормушке за моим окном, потом расправляют крылышки и улетают. Пораженная рассеянным склерозом, болезнью, которая повреждает мышечный контроль, я была едва в состоянии приподнять голову. Как жаль, что не могу улететь вместе с вами, печально думала я. В какие-то тридцать девять лет мне казалось, что все радости жизни ушли от меня безвозвратно.
Я всегда любила свежий воздух. Мой муж Дэн и я обожали подолгу гулять возле нашего дома в Колорадо-Спрингс. Но после двадцати пяти лет у меня начали болеть суставы после наших походов. Я думала, что дело в перетруженных мышцах.
Материнство – мечта, осуществившаяся после того, как мы удочерили 11-летнюю Дженни и 13-летнюю Беки, – наполнило меня ликованием. Но как бы мне ни хотелось быть прекрасной мамой, после работы – я была рекреационным терапевтом – просто валилась на диван, слишком усталая, чтобы помогать девочкам делать уроки. Я полагала, дело просто в постоянном переутомлении из-за того, что совмещаю работу с обязанностями мамы.
Потом однажды утром я попыталась потянуться за кофейником – и не смогла: моя рука онемела. Что происходит? – думала я в тревоге. Один врач прописал мне обезболивающее от бурсита. Другой диагностировал тендинит.
Потом однажды, когда я гуляла с дочерьми, у меня подкосились ноги.
– Мама, что с тобой творится? – спросила перепуганная Беки, которой было в то время уже семнадцать лет.
– Должно быть, жутко устала, – пошутила я, не желая расстраивать девочек, но сама была глубоко обеспокоена. По настоянию Дэна я пошла к неврологу.
– У вас рассеянный склероз, – сказал он мне.
Единственное, что я знала об этой болезни, был услышанный где-то слоган: «РС – болезнь молодых взрослых». Пожалуйста, только не это! – с мукой подумала я и, смаргивая слезы, спросила:
– Насколько он может прогрессировать?
– Никто не знает этого наверняка, – мягко ответил он. – Но со временем вам может понадобиться кресло-коляска.
Хотя Дэн пытался меня утешить, в ту ночь я лежала без сна. Как я буду теперь заботиться о себе и семье?
Этот страшный вопрос не покидал моих мыслей на протяжении следующих недель и месяцев. Прошло какое-то время, и появился новый симптом. Теперь я могла ходить, лишь выполняя болезненную и сложную процедуру: зафиксировать колено и с усилием подволочь ногу вперед с помощью бедренной мышцы. В другие моменты ноги у меня немели, вообще отказываясь реагировать на приказы мозга. Я постепенно теряла контроль над руками до тех пор, пока уже едва могла шевелить пальцами.
– Все нормально, мама, мы же можем помогать по дому, – говорили девочки. И помогали.