Курочка Ряба, или Золотое знамение

Курчаткин Анатолий Николаевич

— А теперь разожми!

Игнат Трофимыч разжал — было яйцо золотым, золотым и осталось.

— Все, что ли? — спросил он. И протянул яйцо капитану: — Держи.

— Не сметь! — капитан даже отпрыгнул от Игната Трофимыча. — Яйцо из рук не выпускать, никому не передавать! С нами сейчас поедешь! В туалет требуется?

— Так с ночи-то! — Игнату Трофимычу стало даже обидно: сам будто мог бы без этого.

— Проводи, — кивнул капитан своему подчиненному. — И чтоб из виду — ни на секунду! — Взял в руки болтавшуюся через плечо рацию, выдвинул сверкающую шпагу антенны и нажал нужную кнопку. — Оперативную машину на объект! — вдохновенно произнес он в микрофон

после обмена паролями.

5

Черная оперативная «Волга» сил безопасности с антеннкой на крыше привезла Игната Трофимыча в красивый бело-голубой особняк на центральной улице Ленина, бывшей Дворянской, который он, когда случалось проходить мимо, старался пробежать как можно скорее. Там, сжимая в руке снесенное Рябою яйцо, просидел он в какой-то голой комнате то ли два часа, то ли три, то ли четыре — неизвестно, потому как совершенно потерял счет времени, и, наконец, его снова посадили в черную «Волгу» и привезли к другому зданию, здесь же, на этой улице, недалеко. «Городское отделение Жилсоцбанка», прочитал Игнат Трофимыч, поднимаясь по широкому гранитному крыльцу.

А там, внутри, в кабинете директора Игната Трофимыча ждали уже отцы города. Правда, не в полном составе: не было Первого, а также не было и директора банка, — однако весьма представительная компания встретила его там. И если бы Игнату Трофимычу знать, кто все эти люди, он бы необычайно возгордился. Потому что большинство смертных так и проживет жизнь, ни разу не увидев своих отцов вблизи да еще в таком количестве, а ему вон как пофартило под конец жизни — а он того и не узнал.

Впрочем, это вроде реплики в сторону, необязательного замечания, а о чем и в самом деле нужно помянуть — так это об отсутствующем директоре банка, обязанности которого вынужден был сейчас исполнять его заместитель. И еще о том банковском клерке, что, запертый в бункере за бронированной дверью, нес в ту достопамятную ночь дежурство около Рябой.

Там, куда их отвезли после происшествия в бункере — в то самое бело-голубое здание неподалеку, где томился только что бесконечным ожиданием Игнат Трофимыч, — ничего с ними, в общем-то, дурного не сделали, сняли только показания, составили протоколы, заставили подписаться — и отпустили. Но вот после этого-то все и произошло. Банковский служащий — довольно молодой еще человек, не отличавшийся во все прошлые годы своей работы в банке никаким пристрастием к Бахусу, тем более к грязным, позорным выпивкам в магазинных дворах «на троих», вместо того чтобы спокойно поехать домой, где и прийти в себя после всех потрясений прожитого дня, отправился в магазин, где нашел себе компанию из каких-то совершенно непотребных, опустившихся алкашей, строил там с ними, потом переместился зачем-то в другой магазин, где строил еще раз, и так троил и троил до того, что в конце концов, уже совершенно ничего не соображающий, попал в вытрезвитель, где оказал сопротивление раздевавшим его санитарам, за что по всей справедливости и получил наутро в суде пятнадцать суток заключения.

Директор же банка, в свою очередь, выйдя из бело-голубого здания, пошел сначала в одну сторону, потом спохватился и пошел в другую, но, пройдя несколько десятков метров, вдруг заметался, как человек, заблудившийся в лесу, и спустя некоторое время и в самом деле стал приставать к проходившим мимо людям с весьма странным вопросом: «Простите, господа, где это я нахожусь? Не могли бы вы мне объяснить?» Причем, как было позднее установлено, произносил он это на чистейшем сесуто — языке коренного населения королевства Лесото на юге Африки,

который не только никогда не изучал, но о существовании которого никогда и не догадывался. Результатом его приставаний к прохожим было примерно то же, что и с его подчиненным, только в отличие от того, он был помещен не в холодную камеру с нарами, а во вполне теплую палату с кроватями, заправленными белыми простынями, окна которой, однако же, были забраны крепкими металлическими решетками.

И вот теперь вместо заново изучающего русский язык директора в кабинете его распоряжался заместитель.

— Попрошу вас вот сюда, к свету, пожалуйста! — суетился он, подталкивая Игната Трофимыча поближе к окну.

— Ну-ка! Покажите-ка! — потребовал у Игната Трофимыча начальник безопасности, который вдоволь уже мог бы сегодня насмотреться на яйцо — стоило лишь поднять старика к себе в приемную или, наоборот, спуститься к нему в ту голую комнатку, — однако же начальник безопасности прекрасно умел себя сдерживать, и если куда и совал нос, то вовсе не из любопытства.

Игнат Трофимыч разжал пальцы и вытянул руку перед собой. Отцы, столпившиеся вокруг Игната Трофимыча, тяжело дыша, тесня друг друга, созерцали лежавшее у него на ладони чудо с благоговейным молчанием, и так, прежде чем они пришли в движение, минула минута, не меньше.

— Одна-ако! — выдохнул, наконец, один.

— Да, с ума сойти! — тотчас отозвался другой.

— Невероятно!

— Что-то тут… бесовщина какая-то! — высверливая в Игнате Трофимыче взглядом сквозную, весьма внушительных размеров дыру, проговорил свирепообразный прокурор.

Подобная горячая реакция отцов города, в общем-то, была вполне объяснима и простительна: ведь кроме Волченкова и Надежды Игнатьевны, которая тоже, естественно, присутствовала здесь, потому что, хотя и была женщиной, тем не менее относилась к «отцам», никто из всех прочих еще ни разу до того не видел золотого яйца. Что же, кстати, касается Надежды Игнатьевны, то она как раз вела себя самым неприметнейшим образом, была — и словно б ее не было, она даже словно бы не собой стала, и Игнат Трофимыч, натолкнувшись на нее раз и другой взглядом, дочери в ней не признал.

— Что, товарищи, — одарив поочередно всех отцов своей мудрой, всеведающей улыбкой, сказал начальник безопасности, — мы не можем ждать милостей от природы, взять их — наша задача!

И кивнул заместителю директора банка, который во мгновение ока оказался перед Игнатом Трофимычем с плоским керамическим блюдом, застеленным малиновой бархатной салфеткой.

— Кладите, — предложил Игнату Трофимычу заместитель директора.

Игнат Трофимыч положил яйцо на красный бархат, заместитель директора, неся блюдо на вытянутых руках, пролавировал между отцами и поставил блюдо на середину замечательно пустынного директорского стола.

— Протокольчик, пожалуйста! — сказал начальник безопасности, лицедейским движением указав заместителю директора банка на директорское кресло у стола.

Заместитель директора, несколько пугливо опустившись в пустующее кресло начальника, достал изнутри стола стопку чистых банковских бланков, вынул из кармана тонко пишущую шариковую ручку западного производства и под диктовку начальника безопасности начал писать: «Протокол… Настоящий составлен… Передано органами государственной безопасности городскому отделению Жилсоцбанка реквизированное у гражданина Кошелкина И. Т., проживающего по адресу… снесенное его курицей по кличке Рябая золотое яйцо массой…» Здесь, на этом месте, заместитель директора споткнулся, подержал ручку на весу и отложил ее.