Курсант: Назад в СССР 11
Шрифт:
— Ладно, вы правы, — вздохнул отставной милиционер и положил обернутую серой бумагой и перевязанную шпагатом ношу на соседнюю с преступником лавочку.
Тот покосился на сверток исподлобья, но ничего не сказал. На беседы с нами он явно не был настроен, но ничего, разговорим. Главное, чтобы кровью не изошел, она всё это время так и текла из его простреленной ноги помаленьку.
Писатель ушел, а я уставился на задержанного. Решил не терять время и прояснить запутанную ситуацию.
— Фамилия, имя, отчество! — гаркнул я на
Тот опустил голову, насупился. Губы его шевелились, будто в беззвучных проклятиях.
— Слушай сюда, урод, — тихо и спокойно проговорил я. — Я все равно узнаю, кто ты, так что выбирай, или ты сотрудничаешь со следствием, или пойдешь сразу по двум статьям — покушение на убийство и посягательство на жизнь работника милиции. И сейчас все зависит от моих показаний, как я выдам историю про то, что ты на меня напал с ножом и собирался убить сотрудника сразу после непосредственного совершения особо тяжкого преступления. Знаешь, я же могу все в красках подать — насобираю тебе отягчающих по самое не хочу… А с отягчающими эта статья — расстрельная. Сечешь? Говори! Фамилия, имя, отчество…
Уж я постарался, чтобы голос у меня металлом наполнился.
— Ибрагимов Павел Русланович, — пробурчал задержанный.
— Так-то лучше, зачем собирался убить Светлицкого?
— Я никого убивать не собирался, — на меня смотрели колючие глаза, в которых светилось упрямое притворство. — Так… Попугать хотел.
— Ну, ну… Это мы разберемся. Что в свертке?
— Слушай, начальник, — морщился Ибрагимов, устраивая поудобнее на лавке раненную ногу. — Когда уже скорая приедет? Мочи нет. Сейчас точно боты заверну. Гляди, кровища хлещет.
— Ничего страшного, — хмыкнул я. — Если что, я тебя и на том свете достану. Повторяю вопрос, что в свертке?
— Ничего, — скрипнул зубами Ибрагимов, откинувшись на спинку, ему явно было тяжко терпеть боль.
— Не ври!
— Проверьте сами, гражданин начальник, — уверенно заявил тот.
По взгляду и мимике я понял, что он говорит правду. Вот блин… Загадок все больше и больше…
Я разорвал шпагат на свертке, растерзал «капустные» слои оберточной бумаги и внутри обнраужил… «ничего». Там была напихана скомканная бумага, такая же, как и снаружи. Серо-желтая советская бумага оберточной плотности.
— Не понял… — я снова уставился на раненого. — Что за прикол такой?
Но задержанный молчал. А дальше разговорить я его не успел, во двор ворвалась сверкающая сиреной милицейская «Волга», за ней канареечный «УАЗ» ППС.
Через некоторое время на месте происшествия стало оживленнее, чем днем. Задержанного под конвоем экстренно увезли в городскую хирургию, на операцию. Светлицкий от госпитализации отказался. Прибывшая скорая оказала ему медицинскую помощь на месте. Рана от пореза ножом оказалась и вправду не такая серьезная.
Пока Горохов и Алексей делали осмотр места происшествия (нож с кровью Светлицкого
Там в дежурке сделал, как положено, сообщение о применении табельного, наскоро настрочил обязательный рапорт на имя прокурора города и, наконец, занялся писателем.
Мы вошли в кабинет нашей межведомственной группы, я щелкнул выключателем, раздвинул на столе шефа его многочисленные бумажки и уселся за него.
— Знакомый кабинет, — огляделся писатель. — Частенько здесь приходилось бывать раньше. Но никогда — в качестве допрашиваемого…
— Формально — это не допрос, — я хотел указать Светлицкому на стул напротив меня, но тот уже сам на него сел. — Дело еще не возбуждено, я с вас возьму объяснение, как с потерпевшего, оно и ляжет в основание для возбуждения уголовного производства, хотя вам, думаю, это объяснять не надо, сами все знаете.
— Конечно, Андрей Григорьевич, — кивнул допрашиваемый и закинул ногу на ногу, будто показывал, что он не очень-то и открыт для общения.
Что ж… Чувствуется, разговор предстоит долгий и основательный. Ничего, у нас вся ночь еще впереди.
— Кто тот человек, что на вас напал? — спросил я, наскоро заполнив анкетные данные писателя в бланке «Объяснение».
— Понятия не имею, — пожал плечами писатель. — Это правда, Андрей Григорьевич.
— Всеволод Харитонович, — я прищурился на оппонента. — Давайте упростим процедуру. Сделаем лучше и мне, и вам… я не буду задавать вам вопросы, пока. Вы сами все расскажете подробненько. Вы ведь знаете, в каком направлении нужно разворачивать повествование, если что, по ходу я буду уточнять.
— Да, — охотно согласился Светлицкий, — вы правы, лучше я сам все расскажу, что знаю. А то как-то чувствую себя жуликом, когда вопросы от вас слышу.
— Замечательно, — кивнул я и приготовился записывать. — Можете начинать.
— Сегодня вечером примерно в половине десятого мне позвонили на домашний телефон. Незнакомый мужской голос сообщил, что у него есть важные сведения для меня. Мол, он готов мне передать некую интересующую меня информацию через пару часов. Встречу назначил у телефонной будки возле моего дома. Сначала я подумал, что это какой-то розыгрыш, но потом… согласился. Голос собеседника был уж очень серьезен.
— Вы узнали его? Разве это был не Ибрагимов, которого я задержал?
— Не знаю, его голос я слышал только в проулке, короткую фразу, когда он передавал мне сверток. Не могу сказать. Но навскидку — вроде, не он.
— А что за сведения вам должны были передать? — мне все-таки пришлось задавать уточняющие вопросы с самого начала нашего разговора, уж слишком много непонятного было в этой истории.
Чего ради писатель вышел из дома поздним вечером и крался на встречу с неким неизвестным?