Курсант. На Берлин
Шрифт:
Неожиданно, и это реально было очень неожиданно, от стены, за спиной Осмо, отделилась тень. Причем, я сам не заметил, оттуда взялся этот человек. Наверное, слишком был сосредоточен на Куусари.
Но еще более неожиданным оказалось то, что эта самая тень резко рванула вперед, а потом со всей дури долбанула полковника в отставке по затылку.
— Мадам Жульет? — Выдал я, хлопая глазами и чувствуя себя полнейшим идиотом.
— Жульет, Жульет… — Недовольно буркнула хозяйка борделя, отшвырнув в сторону кирпич. Говорила она на исключительно чистом русском языке. — Бери его под мышки, я возьму за ноги. Давай
Сказать, что я охренел, это ничего не сказать. Однако, даже пребывая в состоянии крайнего изумления, не стал тратить время на пустые разговоры. Тем более, дамочка говорила дело.
Мы подхватили тело Куусари, осевшее на землю, и потащили в темный закоулок. Попутно мадам Жульет успела подобрать пистолет и сунуть себе в карман легкого пальто, накинутого поверх вечернего платья.
— Этот придурок после твоего появления каждый вечер отирался в салоне. Спрашивал про тебя. Я сразу поняла, что-то задумал. Предупредить, естественно не могла. Я вообще сейчас совершила преступление. — Бубнила блондинка, пока мы несли полковника в отставке.
— Думаешь, убила?
— Его? — Она подбородком указала на финна. — Нет. Живой. Придет в себя через пару часов. Голову только разбила ему. Преступление — с точки зрения Центра. Любые контакты были запрещены. Мне приказано не вмешиваться. Только если ситуация совсем выйдет из-под контроля. Но по головке все равно не погладят.
Я охренел повторно, чуть не выронив полковника.
— Ты что… Ты… Наша?
Наверное, мое удивление было слишком велико и отключило мне мозг. Потому что спросил я, конечно, полную глупость.
— Ваша, ваша… — Хмыкнула хозяйка борделя.
Мы, наконец, дотащили Куусари до самого темного угла и аккуратно уложили его на землю.
— Так… — Мадам Жульет одернула платье, поправила пальто, отряхнула руки. — Он не видел, кто его ударил, и ничего не знает. Про меня, имею в виду. Это очень хорошо. А ты прямо сейчас дуй в гостиницу и от Эско Риекки не отходи ни на шаг. Понял? До отьезда в Берлин он — твой лучший друг. Иначе эти придурки еще какой-нибудь гениальный план придумают. Я слышала, что полковник тебе плёл. Пошла за ним сразу, как только он выскочил вслед за тобой.
— Но… — Я хотел было спросить, откуда мадам Жульет знает обо мне.
Шипко ведь утверждал, для всех Алексей Реутов, а теперь уже Витцке, будет предателем. Однако вовремя заткнулся. А потом невольно, усмехнулся, представив себе довольное лицо Панасыча. Оно бы сейчас точно было довольным.
Ну конечно, он не мог не подстраховаться. Тем более, чекист говорил же, к примеру, про Чехову. Актрису достанут поклонники так, что она сменит несколько гостиниц и к нужному дню окажется там, где буду я. Ясен хрен, этих поклонников кто-то должен был организованно натравить на Ольгу. А кто подойдет на подобную роль лучше хозяйки борделя? В ее заведении ежедневно бывает большая часть Хельсинки. Да и вообще. Прикрытие, конечно, — огонь.
— Все. Давай. Шуруй. — Повторила блондинка. — Пока еще чего-нибудь не случилось.
Я шагнул к ней, а потом искренне, от души, обнял, шепнув на ухо:
— Спасибо. В моей жизни ты первая женщина, которая готова убить ради меня. Буквально.
Мадам Жульет тихо засмеялась, но тут же оттолкнула меня в сторону. Это был уже конкретный намек, пора валить.
Москва,
Подвалы Лубянки… Звучит устрашающе, выглядит, на самом деле, вполне обычно. Хотя, надо признать, видеть этим стенам приходилось многое.
Но именно сейчас, в темной, плохо освещённой камере находились двое. И они совсем не были похожи на несчастных, ожидающих смерти узников.
Первый — взрослый мужчина, лет сорока с копейками, с усталым лицом, одетый в форму НКВД, устроился на табурете. Второй — молодой чернявый пацан с темными глазами и достаточно выразительными чертами смазливой физиономии, сложив ноги по-турецки, сидел на нарах.
— Значит так, Либерман, запоминай все, что говорю. Полное имя, данное при рождении, звучит как Эмма Йоханна Хенни Зоннеманн. Но обычно зовут ее Эмми. К этой особе ты отправишься сразу, как только попадёшь в Берлин. Так как Гитлер в законном браке не состоит, Эмми Геринг неофициально считается «первой леди» Германии. Она оставила съемки в кино, работу в театре, ведет богемный образ жизни и является настоящей светской львицей. Вместе с Магдой Геббельс нередко организовывает различные благотворительные акции и мероприятия. Самое главное, она постоянно просит супруга оказать помощь её коллегам-актерам, которым не повезло родиться немецкими евреями. Герман сокрушается, что жена погубит его карьеру, но все-таки не отказывает в подобных просьбах. К слову, еврея Роберта Баллина, спасшего ему жизнь во время «Пивного путча», он впоследствии вызволил из концлагеря. Так вот. Твое знакомство с Эмми Геринг будет фееричным. Таким, что она с первого взгляда…
Мужчина осекся и замолчал. Причиной была скрипнувшая дверь камеры.
— Товарищ сержант госбезопасности, Николай Панасыч, вас срочно вызывают. — Сообщил заглянувший внутрь парень.
На нём тоже была форма НКВД. Впрочем, это логично. Простым людям с улицы сюда хода нет.
— Черт… Не вовремя. — Шипко недовольно поморщился.
— Простите. Сказали важное письмо, диппочта из Хельсинки. — Виноватым голосом уточнил молодой чекист.
— Леха? — Чернявый моментально соскочил с нар и замер посреди камеры, с волнением глядя на Панасыча.
— Херёха! Забудь, сказал, ваши Лехи, Подкидыши, Бернесы. Да и Либермана тоже забудь. Сиди. Жди. Скоро вернусь, продолжим.
Панасыч поправил ремень, одернул гимнастерку и вышел из камеры. Быстро поднялся на нужный этаж.
В кабинете, куда явился товарищ сержант госбезопасности, сидел заместитель начальника четвертого отделения — Павел Анатольевич Судоплатов.
По идее, испанский отдел не имел никакой связи с Финляндией, но дело было в том, что диппочту из Хельсинки было велено передавать лично ему в руки. Причем, велено самим товарищем Сталиным.
Почему? Не понятно. Этого и сам Павел Анатольевич не знал. Однако, в свете того, что несколько месяцев назад его жизни в буквальном смысле висела на волоске, он предпочитал лишних вопросов не задавать. Велено дипломатическую почту прямиком доставлять в испанский отдел, значит, так надо. Приказано передавать ее Шипко лично в руки, на здоровье.
Увидев чекиста, Судоплатов сразу поднялся из-за стола и протянул ему конверт.
— Приветствую, Николай Панасыч. Вот, держи.
— И тебе не болеть, Паша.