Курский перевал
Шрифт:
— С-спасибо, — с трудом выдавил Ленька, — я обедал. Зачем же вы их, — помолчав, с горечью проговорил он, — зачем же наловили-то? Они же маленькие… Не выросли еще…
— Где там маленькие! Вон какие поросятки! — густо пробасил Гвоздов и рукой зачерпнул в ведре. На его бугристой ладони и кривых пальцах беспомощно забились четыре золотистых карпика.
Ленька часто заморгал и, чтобы не заплакать, стиснул зубы. Чивилихин, облизываясь от удовольствия, с хрустом уминал поджаренных рыбок. У Леньки по всему телу пробежала дрожь, потемнело в глазах.
— Садись, Алексей, что стесняешься, свои же все, — настойчиво уговаривал Гвоздов.
— Н-нет. Не хочу, спешу, — бессвязно пробормотал Ленька и,
«Они же слабенькие, погибнуть могут!» — не умолкая, звучал голос отца. Ленька всем телом прижался к теплой земле и глухо зарыдал.
— Мы так мучились, отец умер из-за мальков, а они душат недоростков, жрут! — с ненавистью прошептал Ленька, чувствуя, как жарко полыхало все лицо и звонко стучало в висках.
Вытирая слезы, он вскочил на ноги и, весь дрожа от гнева, медленно двинулся к костру.
— Вот это молодец! Давай присаживайся, — увидев Леньку, заговорил Гвоздов, но тут же осекся и смолк.
Не чувствуя самого себя и видя только крохотных мальков в бочках, что везли из совхоза весной, Ленька неторопливо взял наполненное молодыми карпами ведро, подошел к воде и опустил ведро в озеро. Так же неторопливо он повернулся, не мигая, взглянул на Гвоздова и со всей силой поддел ногой сковородку с жареной рыбой.
— Держи его, бандюгу! — вскакивая, завопил Чивилихин.
Ловкой подножкой и толчком в костлявую грудь Ленька опрокинул его навзничь.
— Сами бандюги! — задыхаясь, яростно кричал он. — Душегубы, паразиты, обжоры! Живность недоросшую изничтожаете!..
Опьяневший Гвоздов, шатаясь, пытался поймать его, но Ленька увильнул и так же, как и Чивилихину, дал ему сильную подножку. Гвоздов упал на четвереньки, пытался подняться и под новым толчком Леньки плашмя рухнул на землю.
— Вот вам за карпиков! Вот вам за рыбку! — прокричал Ленька и пошел домой.
Утром, выводя из конюшни лошадей, Ленька увидел Гвоздова.
— Подожди-ка, Алексей, — остановил он Леньку.
— Что еще? — гневно скосил глаза Ленька.
— Ты что же творишь-то, а? — с укором сказал Гвоздов. — Да ты понимаешь, что все это означает? На районного представителя руку поднял, а? Да за такие проделки досыта в тюрьме насидишься.
— И пусть, и насижусь! А вам, паразитам, все одно не дам рыбу губить! — запальчиво выкрикнул Ленька.
— Да кто губит-то и какую рыбу? Десяток всего и съели, а ты бучу такую поднял. Пойми же, Леня, и мое положение, — склонился к нему Гвоздов, — разве для себя я взял бы эту рыбешку разнесчастную? Все для колхоза стараюсь. Он представитель, он помочь нам может. Ну, как не уважить нужного человека!
— Все равно он паразит, и ты такой же, — не успокаивался Ленька.
— Ну ладно, ладно, погорячился, и хватит. Скажи спасибо, что товарищ Чивилихин такой человек мягкий. А то бы тебя уж нынче милиция сграбастала. Будем считать, что ничего не было. Ладно?
— Ладно, —
X
На избитую взрывами землю спустились, наконец, долгожданные сумерки. В чадном полумраке расплылись очертания холмов и высот, бледно замерцали далекие звезды, едва уловимо потянуло вечерней прохладой. Но бои не утихали, то в одном, то в другом месте вихрились пулеметной и автоматной стрельбой, аханьем взрывов, приглушенным ревом моторов и лязгающим скрежетом гусениц.
Чернояров и Дробышев стояли в траншее, молча вглядываясь в густевший сумрак. Один за другим исчезали знакомые до мелочей предметы; слилась с темнотой уходящая к Белгороду серая лента шоссе; исчезали высоты и лощина, откуда противник начал наступление; неуловимо теряли очертания спасительные траншеи, окопы, ходы сообщения, бугристые насыпи над землянками и блиндажами. Еще мало кто знал, что через два часа это с таким трудом построенное временное солдатское жилье будет покинуто, а его творцы и хозяева уйдут в сторону Курска, прорываясь на соединение со своими войсками. Да, всего через два часа на этих холмах и высотах, где размещался стрелковый полк с гаубичным дивизионом, истребительными батареями, танковой и саперной ротами, останутся всего-навсего четыре крохотные группы пулеметчиков и стрелков, возглавить которые Поветкин поручил Черноярову. Четыре группы на четыре километра фронта! Всего сорок человек должны создать для противника видимость обороны целого полка и прикрыть сотни своих товарищей, уходящих па прорыв вражеского окружения.
Так думал Чернояров, еще и еще раз осматривая места, где придется действовать его четырем группам прикрытия. Вместе с Поветкиным все было обдумано и решено: в состав групп подобраны самые стойкие и надежные люди, назначены и проинструктированы командиры, установлены сигналы для связи и управления, проверено оружие и боеприпасы. Сделано все, что было нужно. Оставалось только ждать, когда часовые стрелки сойдутся на цифре «12».
Ожидание всегда удручающе действовало на Черноярова. На этот раз его кипучая натура, видимо, изменила себе. Время, казалось ему, летело быстрее обычного. Еще не сгустилась ночная тьма, а уже было одиннадцать. Остался всего один час. Группы прикрытия полностью готовы, но как там, в главных силах? На прорыв кольца окружения идут третий батальон и танковая рота. Им будет, пожалуй, тяжелее всех. Придется напролом рваться через плотные боевые порядки вражеских танков и пехоты. Правда, навстречу им ударят танки из резерва командира дивизии. Конечно, во многом поможет огонь, который обрушит вся дивизионная и корпусная артиллерия, прикрывая фланги прорыва. Отвлекут внимание противника и атаки на участках соседних дивизий, которые начнутся, как сообщил Поветкину генерал Федотов, еще до начала прорыва окружения. Да и танкисты генерала Катукова тоже стоят наготове. Много, много сил брошено для обеспечения выхода полка из окружения. Но все же больше всех хлебнут горюшка те, кто будет рвать вражеское кольцо.
«А мы? — опять подумал Чернояров о своих группах. — А мы должны выстоять! Выстоять и показать, что полк никуда не уходит и стоит на месте».
— Да, выстоять, — вслух проговорил он.
— И выстоим, — видимо думая о том же, с горячностью подхватил Дробышев.
— Правильно, Костя, — обнял его Чернояров, — у нас такие люди, они столько повидали и перенесли… Ну что ж, осталось всего полчаса. Прошу лишь об одном: не горячись и следи, чтобы противник не отрезал твой расчет. Главное — решительность, дерзость, стремительность! Ну, держись, от нас зависит судьба многих людей.