Курсом зюйд
Шрифт:
— Но как же, твоё величество?..
— У меня наследники есть. А Корчмин у Отечества один, — заявил государь, и добавил уже тише: — Довольно, что я не запретил тогда Орешкину в бой идти, а стоило бы.
— Твоя правда, государь, — Васька с неудовольствием, но всё же полез из корзины. — И то сказать, сегодня ровно пять лет со дня Полтавской баталии. Лучшего способу почтить память того, кто идею сего дымного шара нам подал, и не придумать.
Хитрые петли, удерживавшие шар на жердях, были одновременно сброшены, и шар, под горлышком которого всё сильнее разгоралась жаровня с металлической вертикальной трубой, начал подниматься
Во время старта к самому ограждению шара допустили немногих, и среди оных были не только наследник и его младшие братья, но и супруги Меркуловы. Радостно было смотреть на них, с трогательной нежностью относившихся друг к другу. И к своему маленькому Васе, которого отец семейства держал сейчас на руках — чтобы любопытный малец мог получше разглядеть происходящее. Разинув рот от изумления и восторга, смотрел ввысь чернокожий денщик государев — Абрамка Петров[46]. На лице бывшего денщика, а ныне светлейшего князя Меншикова, напротив, читалась тревога: мол, опять ты, мин херц, затеял опасное дело. А Василий Корчмин смотрел вслед поднимающемуся шару с восхищением и сожалением, что не случилось быть в той корзине…
4
— Как символично, — не без иронии произнёс Юст Юль, провожая взглядом трёхцветный «дымный» шар и стараясь не показать, как ему страшно. — Мы с вами, господа, стоим на твёрдой земле, что, несомненно, делает нам честь, а Россия поднимается в небо.
— Опасная затея — эти полёты, — с сомнением проговорил мистер Уитворт. — Мало ли, какие препятствия могут встретиться на пути тех, кто дерзает летать в небесах, вопреки замыслу Всевышнего. И нет ли здесь богохульства? Ведь возноситься в небо ранее люди могли лишь волей Божией и лишь по достижении святости.
— Если бы в той корзине сидел англичанин, вы бы сказали совсем иное, — насмешливо заметил поверенный в делах Франции. — Давайте смотреть правде в глаза, господа: Россия встала на путь развития науки и техники, и отменить сие никто не в силах, кроме Господа Бога.
— Но если этот шар сейчас упадёт и разобьётся…
— Ничего не изменится, почтенные, — снова подал голос Юсуф-паша. — Аллаху было угодно сделать людей смертными, но дела могут быть бессмертны, если есть кому их продолжить.
Когда днище корзины уже было почти вровень с макушками деревьев, нарочно насаженных по краям парка, все услышали звонкий мальчишеский голос:
— А ежели винтовальную машину под днищем приспособить, да провести передачу в корзину, чтоб те винты крутить и саму её поворачивать так и эдак, и противу ветра идти получится.
Ну, конечно, это Петруша. Кто ещё в свои девять лет хвостом бегал за папенькой, интересуясь всем, что почтенный родитель затевал, рассчитывал и строил. Услышав реплику ребёнка, господа послы переглянулись.
— Думается, слово «если» в вашей речи было излишним, Юсуф-эфенди, — без особого удовольствия сказал Чарльз Уитворт.
— Подобный шар возможно прострелить в нескольких местах, чтобы дым вышел, и он перестал подниматься, — задумчиво произнёс шевалье де Сен-Жермен, начиная задумываться о военном потенциале нового изобретения.
— Вы лучше представьте, что случится, ежели люди, садясь в ту корзину, не забудут прихватить с собой несколько сумок, в которые положат гранаты с длинными фитилями, —
Господа посланники призадумались: похоже, в Европе восемнадцатое столетие от Рождества Христова рисковало стать крайне непростым.
Интермедия.
…Пламя слегка пригасили, так что адовой смеси углеводородов лёгкой фракции, которую добыли из нефти, сотню бочек которой доставляли в Петербург ежемесячно, должно было хватить на весь полёт и даже на плавный спуск. Гудение в трубе стало тише.
Пассажиры, они же воздухоплаватели, давно оторвались от созерцания провожающих. Шар ещё над Адмиралтейской стороной был подхвачен лёгким ветром зюйд-ост-зюйд, редким в этих краях. Вначале под корзиной, постепенно уменьшаясь, проплыла Петропавловская крепость и шпиль деревянной церкви. Затем аэростат поднялся ещё выше, а ветер сделался просто ледяным. Тут-то и пригодились тёплые вещи, припасённые хозяйственной женщиной — супругой государя.
— Идём по ветру, держимся курса, — сообщил тот, сверившись с картой, которую порывы то и дело пытались выхватить из его рук. — Как пересечём город, огня не прибавляй. Слышь меня, Варфоломей Францевич?
— Станем спускаться за городом, ваше величество, — кивнул португалец, говоривший по-русски с очень сильным акцентом. — Но поглядите, как прекрасен Божий мир!
Отсюда, с высоты не менее полутора вёрст, окоём сделался непривычно огромен. Горизонт удалился на чудовищное расстояние — не менее восьми десятков морских миль. Они видели даже Выборг, до которого сто двадцать вёрст по прямой, что уж там говорить о куда более близкой Ладоге. И вообще под шаром словно расстелили гигантскую карту. А море в этот ясный день представляло собой зеленовато-голубое, покрытое рябью мелкой волны, зеркало, отражавшее солнце в виде сверкающей дорожки.
— Ну, что, Дарьюшка, не страшно тебе? — Пётр Алексеич не удержался от подковырки, пусть и беззлобной.
— А вот и не страшно, — со смехом ответила ему супруга. — Совсем не страшно — потому что я с тобой.
Эмоции переполняли всех троих. И если португалец истово молился, глядя на мир под воздушным шаром сквозь слёзы восторга, то эта парочка стояла, крепко обнявшись.
— Мы ведь первые в небе! Первые! — закричал Пётр Алексеевич, сорвав шляпу с головы. — Вот вам! И к звёздам тоже первыми полетим, попомните мои слова!.. Сам сие не увижу, так правнукам достанется!
…Посланные за город драгунские команды зорко следили за полётом государева шара. Солдаты наблюдали, как он начал постепенно спускаться, и поехали в ту сторону. Они и увидели, как люди в корзине ради неспешного спуска то и дело поддували огонь в нарочитой подвесной жаровне. Наконец корзина заскребла днищем по траве, а двое мужчин разом погасили пламя в той жаровне и начали дёргать за какие-то верёвки. Наверху шара открылись клапаны, быстро выпустившие горячий воздух, и трёхцветная оболочка, сдувшись, опала на лугу ярким цветным пятном.