Курт Сеит и Шура
Шрифт:
Визиты дяди Андрея были столь же кратки, сколь и его речь. Едва договорив, он исчез за толстыми бархатными занавесями. Девушки переглянулись и улыбнулись. Шура смотрела в соседние ложи. Женщины, одна красивее другой, в драгоценностях, соревновались пышностью и величественностью с декорациями Большого театра. А Шура сидела с одним лишь золотым крестиком и в простом бирюзовом платье и, кажется, вообще не смотрелась на их фоне. Она заметила очень красивую женщину в соседней ложе. Ее знойные глаза и длинные волосы были черны, как ночь. Когда она говорила, ее глаза, губы, плечи, руки, вообще все ее тело как бы двигалось, она прижимала пальцы к шее, слегка касаясь кожи, чтобы обозначить чувственность. Судя по тому, как ее спутник внимал ей, ее старания имели успех. Внезапно голос Валентины привлек ее внимание.
– Шурочка,
Шура посмотрела в том направлении, но не могла разглядеть.
– Смотри, здесь Лола Полянская, девушка с вечеринки Андрея, моя подружка из Кисловодска. Она со своими родителями. Они зовут нас сесть к ним.
Шуре не хотелось сидеть с незнакомой девушкой.
– У нас прекрасные места, Тиночка, представление вот-вот начнется, я не хочу идти.
– Пойдем, Шура, пойдем, дорогая, они всего в двух ложах от нас. Мы просто перейдем туда.
– Давай, иди. Когда дядя Андрей вернется, он будет искать нас здесь, будет плохо, если не найдет. Я останусь.
Валентина неуверенно поднялась:
– Но я не могу оставить тебя тут одну.
– Не беспокойся, Тиночка, со мной все будет хорошо. Иди к своей подруге. Давай, торопись, а то представление начнется, и ты опоздаешь.
Как только Валентина исчезла за занавесями, оркестр заиграл увертюру к «Лебединому озеру» Чайковского. Шура скрестила руки на коленях и полностью забылась, подчиняясь волшебству музыки. Медленно поднялся занавес, и сцена предстала во всем великолепии. На фоне декораций замка шло празднование дня рождения принца Зигфрида, и юный принц радостно приветствовал своих друзей. Па-де-труа, исполненное кордебалетом и двумя балеринами, было так же прекрасно, как декорации. Постепенно Шура совершенно забылась, летая на крыльях Одетты, королевы лебедей, представляя себя на месте Одиллии, ощущая неразделенную любовь и проживая ее. Она не могла сдержать слез. Она была рада, что осталась одна в этой ложе, где можно наслаждаться любовью, разделенной с персонажами на сцене. Она была так увлечена Одеттой-Одиллией и принцем Зигфридом, что не заметила, как кто-то вошел в ложу, раздвинув бархатные занавеси, и сел на кресло позади нее. Но вот ее взяли за руку. Шуре показалось, что история на сцене и ее фантазии смешались во сне. Она не знала, что делать. Ей казалось, что все смотрят на нее. На ее коленях ее правая рука покоилась в теплой мужской ладони. Тепло растекалось по всему телу и пьянило, как прошлой ночью.
На сцене был рассвет. Одетта должна была расстаться с любимым принцем. Часы счастья заканчивались.
– Не плачь больше, занавес скоро опустится.
Когда первый акт балета кончился, Шура повернулась к нему, продолжая аплодировать. Ее глаза были влажными, на губах играла улыбка. Голос Сеита тонул в аплодисментах.
Как только опустили занавес, появилась Валентина со своей подругой, за ними следовал Петр Боринский. В пятнадцатиминутном антракте подали французское шампанское. Сеит передал Шуре бокал. Она не пугалась смотреть прямо ему в глаза. Наоборот, чувствовала, что хочет видеть его глаза постоянно. Они оба были гостями в Москве. Ей предстояло вскоре вернуться домой, а ему следовало присоединиться к своей части. Внезапно одна мысль поразила ее, словно молния. Чем бы все ни кончилось, она была готова к приключению с ним. Эта мысль напугала ее.
Оставшуюся часть представления ложа была полна. Валентина, Петр и Андрей Боринские заняли свои места. Похоже, возможности побыть вдвоем в тот вечер больше не представлялось.
После балета грандиозный вход в Большой театр заполнился разнаряженной толпой. Сливки высшего общества Москвы неторопливо спускались по мраморной лестнице под величественным портиком, поддерживаемым восемью огромными колоннами, а изящные конные экипажи подъезжали, чтобы забрать их. Почти два десятка экипажей направилось в сторону особняка Андрея Боринского, перевозя гостей, а вместе с ними и полный состав труппы Императорского Большого театра. Шура и Валентина ехали в сопровождении Сеита и Петра. Их четверка села в один экипаж. Хотя Петр сел вслед за ее сестрой, Шура заметила, что его внимание было обращено на нее. Ей не нравился этот молодой человек. Многим девушкам он бы показался привлекательным, но его хитрые глаза, его маленький курносый нос, слишком смазливое для мужчины лицо не внушали доверия. Она не знала
– Дорогая Татьяна, я рад познакомить тебя с этой прекрасной юной особой, Александрой Юлиановной Верженской.
Затем, повернувшись к Шуре, он представил других:
– Одна из ведущих балерин Большого театра Татьяна Чупилкина и мой дорогой друг поручик Джелиль Камилов.
Пока их знакомили, Шура быстро оценила новую знакомую. Татьяна, похоже, была заметно старше ее. Ее движения были грациозными, словно она еще была на сцене. У нее были большие черные глаза. Ее кожа была белой и чистой, как фарфор. Шура подумала, что для партии лебедя не найти шеи лучше и длиннее. Грудь балерины была почти плоской, как у юных девочек. Под сенью длинных ресниц ее глаза сияли так сильно, что могли покорить любого мужчину, осмелившегося взглянуть на нее. На губах играла приветливая улыбка. Несмотря на артистическую природу, движения Татьяны были искренними и непритворными. Ей явно нравился не Сеит, а другой молодой человек. После этого открытия Шура почувствовала себя лучше и ощутила симпатию к ней. Джелиль, с его улыбчивым лицом и восточными глазами, был явно влюблен в балерину. Он был довольно красив, хотя и по-другому, нежели Сеит.
Вскоре все они подружились. Когда молодые люди отошли за новыми напитками, Татьяна взяла Шуру за руку и сказала:
– Дорогая Александра Юлиановна, я хотела бы, чтобы вы задержались в Москве дольше, мы могли бы прекрасно проводить время.
Шура ответила с такой же сердечностью:
– Спасибо большое, дорогая Татьяна…
– Мои близкие друзья называют меня Татя.
– Хорошо, Татя.
– Джелиль и Курт Сеит также вскоре покинут Москву.
– Они часто приезжают сюда?
– На самом деле нет. Их планы подчинены царским приказам. Куда царь направит свои войска, туда они вынуждены отправляться. Вряд ли можно назвать их жизнь скучной, – Татьяна жизнерадостно засмеялась. – Знаете, дорогая Александра…
– Мои близкие называют меня Шура.
Татьяна снова засмеялась:
– Да, дорогая Шура, знаете, если бы я не была балериной, я бы хотела быть мужчиной.
Шура не могла понять, почему знаменитая и красивая женщина хочет быть мужчиной. В ее глазах был вопрос. Веселый смех Татьяны прозвенел снова.
– Если бы знали, какую насыщенную жизнь они ведут. Я уверена, вы хотели бы оказаться на их месте.
Покачав головой, Шура улыбнулась и сказала:
– Не думаю, что я вообще хотела бы быть мужчиной.
Татьяна показала на Сеита и Джелиля, пытавшихся протиснуться к ним с напитками в руках:
– Посмотри на них, дорогая Шура, они красивы, они богаты, они служат в гвардии самого царя, и их окружают самые красивые и аристократичные женщины. Романов у каждого хватит на хорошую книгу, поверь мне.
Она говорила легкомысленно и не стесняясь. Слушая ее, Шура все больше изумлялась.
– Вы знаете о романах Джелиля, Татьяна?
– Конечно. Не удивляйтесь этому, Шура. Наивно думать, что красивый офицер, переезжающий между Санкт-Петербургом, Москвой и Ливадией, может быть без женщин. Я придаю значение только тому времени, когда он со мной. Несмотря на его измены, я верю, что он любит меня, и этого для меня достаточно.
Внезапно она остановилась и посмотрела на Шуру, изумленно слушавшую ее: