Куртизанка и джентльмен
Шрифт:
– Нет, – ответил Райдер. – Это не важно. Оставьте лошадь себе. Вы владеете ею по праву.
Райдер возвращался через город к своему экипажу, почти ничего не замечая вокруг. Ее ограбили. Увели лошадь. Забрали седло. Даже дорожным костюмом и жалкими мелочами, которые она везла в сумках, не побрезговали.
Райдер впал в отчаяние.
Когда Миракл добралась до «Приюта гуртовщика», совсем стемнело. Тело гудело от усталости: слишком долго она брела по полям и лугам, преодолевая перелаз за перелазом. Порой в темноте, сбившись
Послышался гогот мальчишек перед постоялым двором. Они караулили в дрожащем свете факелов овец, рогатый скот и загоны с лошадьми. Тучные тела шевелились, распространяя вокруг себя в ночном воздухе запах животных. Мальчишки равнодушно глянули на проходившую мимо Миракл и поплотнее закутались в свои одежды.
Миракл помедлила, лишь на мгновение задержавшись на пороге. Она прислушалась к монотонному гулу мужских голосов и взрывам смеха за дверью и распустила волосы. Затем, еще раз взглянув в чистое ночное небо, толкнула дверь.
Внутри было еще темнее, чем на улице. Воздух от сальных свечей, масляных ламп и табака был вязкий, густой и затхлый. В нескольких островках света располагались мужчины в заляпанной грязью дорожной одежде. Кто-то стоял, кто-то сидел на скамьях, опрокидывая в себя эль кружку за кружкой и разглядывая окружающих. Взгляд одних был дружелюбен, другие смотрели с опаской.
Она вошла внутрь – и все головы разом повернулись к ней. Миракл сбросила плащ с плеч, повесив его на палец. Все мужчины уставились на глубокий вырез ее платья.
– У вас тут веселая компания, – обратилась она к мужчинам. – Может, хотите послушать перед дорогой песню?
– Оставь свои песенки при себе, голубка, – сказал мужчина. – Сколько ты хочешь за минутку наедине со мной?
– Тебе не по карману, – парировала Миракл, – а если минута – это все, на что тебя хватает, хвастаться нечем.
Послышались смешки, однако напряжение не ослабевало.
– Мы все братья и делимся по-братски, – раздался другой голос.
– Вас здесь, верно, человек двадцать. Стало быть, три секунды на каждого, минута – на всех. – Несмотря на бешено стучащее сердце, Миракл гордой поступью приблизилась к мужчине, взяла у него из рук кружку и, наклонившись, пристально заглянула в глаза. – Если бы вы, сэр, весь последний час не заливали свое мужское достоинство элем, понимали бы разницу между женщиной и песней.
В зале грянули аплодисменты.
– Как она тебя, Том! Не в бровь, а в глаз! Здорово окоротила! – крикнул кто-то. – Леди за словом в карман не лезет.
– Зато Тому удалось вдоволь на нее насмотреться, – сказал другой.
Миракл вернула Тому кружку и подмигнула ему.
– Допивайте, сэр, – сказала она. – Старый солдат должен платить за выпивку и за песни, но смотреть, по крайней мере, он может бесплатно.
На сей раз взрыв всеобщего веселья грянул еще громче. Том улыбнулся:
– Откуда вы знаете, что я был солдатом, мисси?
– Такого, как вы, храбреца, знающего жизнь, видно с первого взгляда.
По залу прокатились раскаты хохота, раздались свист и
– «Зеленые рукава» [7] , – выкрикнул седобородый мужчина. – Или «Барбару Аллен». Сладкие песенки для старичка, душечка!
Миракл с облегчением вздохнула:
– Вы услышите обе, сэр, если пустите для меня шляпу по кругу.
– Проклятие, – выругался Том. – Если ты меня поцелуешь, голубушка, я сам пройдусь для тебя со шляпой.
7
«Зеленые рукава» – популярная старинная песня
– И будешь дурак дураком? – выкрикнул бородатый мужчина. – Уж лучше сиди, где сидишь, и пялься.
Том стукнул кружкой по барной стойке.
– Ну что ж, давай спой «Зеленые рукава», голубушка.
– «Зеленые рукава». – Миракл снова подмигнула ему. – Песенка о человеке, который не может удержать свою возлюбленную. Потом послушаем «Барбару Аллен» – песню о мужчине, который умирает, не в силах пережить свою потерю.
– Там женщина, кажется, тоже умирает, – тихо вклинился чей-то голос, но Миракл уже запела.
Она пела так, чтобы ее песни способны были вызвать воспоминания о доме и любви и навевали светлую грусть. В ее исполнении не было ничего вульгарного или слишком эротичного. Валлийцы-гуртовщики вскоре стали ей подпевать, и их голоса гармонично сливались в общем звучании, даже когда они не знали английских слов.
Когда Миракл допела, бородач пустил по кругу шапку. К тому времени в помещении не осталось ни одного человека, который мог бы допустить по отношению к ней какую-то непристойность против ее воли, хотя пара путников исподтишка ощупывали свои карманы. Через несколько минут один из них, без сомнения, подойдет к ней потихоньку и попытается заключить сделку.
– Вот, дорогая, – сказал ей мужчина с бородой. – Полученного с ребят тебе хватит на кружку эля и на ужин.
Миракл посмотрела в шапку.
– Тогда я, пожалуй, буду петь еще. У меня более высокие запросы, сэр.
– Леди подавай дорогого вина! – крикнул Том. – И еще, верно, пуховую перину!
– Нет, – ответила Миракл. – Леди нужна лошадь.
– Если вы проведете эту ночь со мной, – сказал кто-то, – я куплю вам и лошадь, и седло.
Миракл замерла на месте. «Там женщина, кажется, тоже умирает», – эхом отдавалось у нее в голове.
Говоривший сидел в самом темном углу, закутанный в простой плащ, широкополая кожаная шляпа надвинута на лоб. Судя по тихому голосу, его можно было принять за джентльмена, впрочем, звук был неотчетлив из-за поднесенной к губам кружки. Миракл не могла разглядеть его лица – лишь белевшие костяшки длинных пальцев, сжимавших кружку так крепко, словно он задался целью раздавить ее.
Сердце ее забилось. Собравшиеся пристально воззрились на незнакомца.
– Я стою гораздо дороже, чем песенка, – ответила Миракл. – Давайте, сэр, назовите песню, какую хотите услышать!