Куртизанки
Шрифт:
Король еще не замечал, что после попранного ради нее закона авантюристка стала действовать по принципу: «Весь мир принадлежит мне». Она совершенно хладнокровно использовала свою красоту и очарование своего тела для достижения собственных целей. Она знала, чего добивается! Только король еще не догадывался, что «мечет бисер перед свиньей»! И он усиливал натиск на министров и просил их бывать у Лолы, однако так и не встретил понимания.
Фон Маурер совершенно откровенно объявил, что будет держаться как можно дольше от общества новоиспеченной графини. Лола восприняла это как личное оскорбление и стала копать под Маурера так энергично, что в конце концов король уволил его. Для него единственным
30 ноября 1847 г., видя неприязненное отношение к нему короля, Маурер был вынужден подать в отставку. Одновременно с ним сложил с себя обязанности барон фон Цу-Рейн. «Министерство Утренней зари» просуществовало так недолго, что и речи не могло быть о какой-либо созидательной работе по уже разработанным новым направлениям.
На этот раз формирование кабинета было доверено королем князю Эттинген-Валлерштайну, и одно из ведомств было отдано, ко всеобщему сожалению, государственному советнику фон Берксу, постоянному спутнику Лолы по конным прогулкам. Но из этого ничего не получилось. В верхних слоях общества не утихало негодование в связи с происшедшими событиями. Повсюду шла скрытая борьба, которая раньше или позже должна была привести к взрыву. При этом только ничтожная часть населения была по-настоящему в курсе коренных разногласий между партиями. У основной массы отсутствовали элементарные политические знания. Их просто увлекали за собой ведущие партии, как это было во все времена.
Напрасно вновь пришедшие к власти пытались привлечь внимание народа к проблемам правительства и вызвать политическую активность. Либерально настроенные круги мечтали об изменениях и охотно обсуждали это за кружкой пива. Напротив, клерикальная пресса хорошо знала свои цели. Полная гнева, она бичевала «измену принципам прежнего легитимизма, эту ересь прошлого века». А декрет короля об установлении равных условий для деятельности всех партий усилил недовольство ультрамонтанов.
С каждым днем нарастало возбуждение, вызываемое шумными и безрассудными проповедниками. Лолу уже совершенно открыто обвиняли в грубом вмешательстве в государственные дела. Ее упрекали в наглом и вызывающем поведении и жаловались на роковое влияние этой гетеры на повелителя, который променял любовь своего народа на чужестранную блудницу. Во всех концах города и во всех слоях общества протестовали. Скандальные пересуды стали темой дня. При этом была и группа конъюнктурщиков, которые одолевали красотку Лолу просьбами, так что та начала думать, что действительно что-то может решить. Народ называл ее «правительницей».
Свои письма мюнхенскому деловому миру она подписывала по-французски «Мэтресс дю руа» (куртизанка короля), пока король не запретил ей это безобразие. Армия тоже не признавала ее.
Офицеры в открытую судачили о «шлюхе» короля. А когда последний узнал об этом, он издал приказ, запрещавший любое упоминание об этой щекотливой теме. Это ничего не изменило. Анекдоты все равно распространялись. Только теперь довольно прозрачно говорили о «герре Майере» и его «Пепи»...
Между тем наступил год всеобщего помешательства. В германских землях он начал свои гастроли на сцене под названием «Мюнхен». По ничтожному поводу палка попала в колесо и заклинила его... Между сыновьями музы начались распри, перешедшие в возмущение, перенесенное со скоростью ветра во все слои общества...
Отношение студенчества к подружке короля было разным. Некоторые члены содружества «Палация» были ей преданы. Они, однако, вскоре были исключены из него, «потому что были замешаны в участии в сборищах на вилле графини Ландсфельд».
Изгнанные образовали новое общество под названием «Алеманния», которое вскоре
Несмотря на терпеливые увещевания ректора и министра князя фон Валлерштайна, беспорядки принимали все более широкие размеры. 9 февраля дело дошло до открытого побоища и других эксцессов. Невозможно было четко отделить политические мотивы от личных. Со временем в городе скопилось столько «взрывчатого» материала, что он должен был неминуемо «поднять его на воздух»... И тайной движущей пружиной всех беспорядков опять была Лола, героиня дня...
А во время ссоры 9 февраля член «Алеманнии» граф Хиршберг при свидетелях пригрозил одному из студентов кинжалом. Моментально возникли беспорядки. Студенты организовали демонстрацию. А со стороны Швабингерштрассе появилась контрдемонстрация во главе с графиней Ландсфельд.
Столкновение было неизбежным. Оно переросло в такое побоище, что красотка Лола была вынуждена искать убежища в церкви театинцев, так как возбужденный народ хотел ее вздернуть. И 10 февраля королевский указ закрыл университет до начала зимнего семестра. Король хотел таким образом раз и навсегда погасить очаг беспокойства. Такое необыкновенно радикальное для населения решение привело к новым неслыханным возмущениям.
Теперь никто не боялся в открытую заявлять, что королевская фаворитка была виновницей несчастья. Студенты почувствовали, что их учебный процесс нарушен. Граждане Мюнхена считали, что их права и нормальная жизнь постоянно нарушаются. И только алеман-ны, или, как их называли, «лоламанны», горой стояли за свою покровительницу.
В 2 часа пополудни состоялось общее собрание студентов, а потом с пением «Гаудеамус игитур» они направились к Министерству внутренних дел, чтобы вручить князю фон Валлерштайну свой прощальный привет.
Вскоре мирная демонстрация приобрела трагическое развитие. Полицейские власти посчитали выступление студентов опасным для государства, и по команде гауптмана Бауэра жандармы применили штыки... И тогда ярость масс прорвалась!
В это самое время в ратуше проходило народное собрание, которое протекало очень бурно. Граждане требовали, чтобы магистрат тотчас послал депутацию к королю с требованием отмены приказа о закрытии университета.
Слухи о тяжелораненых и даже о нескольких убитых всколыхнули город и еще больше раздули возмущение. Бургомистр доктор фон Штайнсдорф решил, что необходимо отреагировать, и направился с посланием в резиденцию короля. Тот в свою очередь, приказал выставить за дверь депутацию просителей и сказал, что лучше он расстанется с жизнью, чем возьмет свое слово назад. А высочайшее решение будет передано магистрату через несколько дней. Таким образом, пока бургомистр не мог сообщить гражданам о ходе дела...
А к вечеру появился управляющий делами Министерства внутренних дел фон Беркс – во всем Мюнхене его звали не иначе, как «министр куртизанки»,– и сообщил, что Его Величество всемилостивейше повелел открыть университет к Пасхе, то есть к началу летнего семестра. Однако граждане це хотели довольствоваться этим решением и собрались на следующее утро для дальнейших обсуждений...
В течение ночи беспорядки не стихли. Возбужденная толпа не отходила от дома графини Ландсфельд на Ба-рерштрассе и предприняла опустошительное нападение на здание полицейского управления на Вайнштрассе. Гнев народа против жандармерии за последние дни достиг наивысшей точки. И только к утру воинским подразделениям хоть в какой-то мере удалось восстановить порядок.