Кусака
Шрифт:
— Эй, Дэнни! Живо сюда, слышь?
В динамике затрещало, и Дэнни Чэффин ответил:
— Да, сэр?
— Бери трубочку и звони… угу, дай-ка посмотреть. — Вэнс отогнул козырек, вытащил засунутую за него карту округа и развернул на сиденье. На несколько секунд он позволил машине жить своим умом, и она вильнула к правой обочине, до смерти перепугав броненосца. — Звони в Римрок и на аэродром в Презайдио. Спросишь, летали у них утром какие-нибудь вертолеты, или нет. Наша правильная Престон развопилась, что ей прическу разлохматили.
— Десять-четыре.
— Не отключайся, — добавил Вэнс. — Они спокойно могли явиться не из нашего округа. Позвони в аэропорт Мидлэнд и Биг-Спрингс.
— Есть, сэр.
— Я сейчас мотанусь по Окраине, потом вернусь. Еще кто-нибудь звонил?
— Нет, сэр. Все сидят тихо, как шлюхи в церкви.
— Парень, о чем ты там думаешь, о Китовой Заднице? Лучше брось это дело, а то еще втрескаешься! — Вэнс захохотал. Мысль о Дэнни, поладившем со Сью «Китовой Задницей» Маллинэкс, развеселила его до упада. Китовая Задница была в два раза крупнее парнишки, работала официанткой в «Клейме» у Брэндина на Селеста-стрит, и Вэнс знал человек десять мужиков, макавших свои фитили в ее огонь. А чем Дэнни был хуже других?
Дэнни не ответил. Вэнс знал, что, говоря о Китовой Заднице в таком тоне, злит парня — у Дэнни были мечтательные глаза, наивности хоть отбавляй, и он не соображал, что Китовая Задница водит его за нос. Ничего, еще узнает.
— Я попозже еще брякну, Дэнни-бой, — сказал Вэнс и вернул микрофон на место. Слева приближалась Качалка, на Кобре-роуд в резком свете мерцали дома и постройки Инферно.
Вэнс знал, что для неприятностей на Окраине еще рано. Но опять-таки, никогда нельзя сказать, с чего заведутся эти мексиканцы. «Мексикашки», — пробормотал Вэнс и покачал головой. У них смуглая кожа, черные глаза и волосы, они жрут тортильи и энчиладас и тараторят на приграничном южном жаргоне — в глазах Вэнса это делало их мексиканцами, неважно, где они родились или какое замысловатое имя носили. Самые настоящие мексиканцы, и точка.
Под приборной доской удобно устроился в своей щели духовой «ремингтон», а под пассажирским сиденьем лежала бейсбольная бита «Луисвилль Слаггер». «Старушка создана для того, чтобы расшибать черепа» моченым «, — раздумывал Вэнс. — Особенно одному хитрожопому панку, который думает, будто он здесь заказывает музыку». Вэнс знал: рано или поздно миссис Луисвилль встретится с Риком Хурадо, и тогда — бум! — Хурадо окажется первым «моченым» в открытом космосе.
Он миновал Престон-парк, выехал на Республиканскую дорогу, возле станции «Тексако» Ксавье Мендосы повернул направо и по мосту через Змеиную реку направился к пыльным улочкам Окраины. Он решил подъехать на Вторую улицу к дому Хурадо, может быть, посидеть перед ним и поглядеть, не надо ли там кому вложить ума.
Потому что, в конце концов, сказал себе Вэнс, работа шерифа и состоит в том, чтобы вкладывать ума. На будущий год к этому времени он уже не будет шерифом, а значит, можно с чистой совестью наказывать, сколько влезет. Вспомнив, как Селеста Престон командовала им, будто мальчишкой-чистильщиком, Вэнс скривился и надавил на акселератор.
На Второй улице он остановил машину перед коричневым дощатым домом. У бровки тротуара был припаркован принадлежащий парнишке помятый черный «камаро» семьдесят восьмого года выпуска, а вдоль улицы стояли другие драндулеты, которые не взял бы даже Мэк Кейд. С натянутых за домами веревок свисало белье, кое-где по лысым дворам бродили куры. Земля и дома принадлежали Мексиканско-Американскому гражданскому комитету, и номинальная арендная плата возвращалась в городской бюджет, но Вэнс представлял здесь закон так же, как по другую сторону моста. Дома, построенные главным образом в начале пятидесятых, представляли собой оштукатуренные дощатые конструкции, которые, судя
Две недели назад в конце Третьей улицы загорелась пара пустых домов, но добровольная пожарная дружина Инферно не дала пламени распространиться. На пепелище нашли клочки пропитанных бензином тряпок. Только в прошлые выходные Вэнс разогнал в Престон-парке побоище, в котором участвовала дюжина Отщепенцев и Гремучих змей. Обстановка накалялась, как и прошлым летом, но на сей раз Вэнс собирался загнать джинна в бутылку до того, как граждане Инферно пострадают.
Шериф наблюдал, как улицу перед машиной важно переходит рыжий бэнтамский петух. Он надавил на клаксон. Петух подскочил в воздух, теряя перья. «Гаденыш!» — сказал Вэнс, сунув руку в нагрудный карман за пачкой «Лаки Страйк».
Но не успел он вытащить сигарету, как краем глаза уловил какое-то движение. Он посмотрел направо, на дом Хурадо, и увидел стоявшего в дверях парнишку.
Они уставились друг на друга. Время шло. Потом рука Вэнса пошевелилась, словно у нее были собственные мозги, и он опять надавил на клаксон. Вопль гудка эхом разнесся по Второй улице, отчего все собаки по соседству встрепенулись, залившись неистовым, бешеным лаем и воем.
Мальчик не шелохнулся. Он был в черных джинсах и рубашке в синюю полоску с короткими рукавами; одной рукой парнишка удерживал открытую дверь-ширму. Вторая, сжатая в кулак, свисала вдоль тела.
Вэнс еще раз придавил гудок, дав ему возможность стонать шесть долгих секунд. Собаки подняли сущий ад. Тремя домами дальше из дверей выглянул какой-то мужчина. На крыльце другого дома появились двое ребятишек, они стояли и смотрели, пока какая-то женщина не загнала их обратно в дом. Когда шум утих, Вэнс услышал несущуюся из дома напротив испанскую ругань (здешний малопонятный жаргон казался шерифу сплошной руганью). А потом мальчишка отпустил дверь-ширму, и та захлопнулась, а сам он спустился по просевшим ступенькам крыльца на тротуар. «Давай, петушок! — подумал Вэнс. — Давай, давай, только устрой что-нибудь!»
Парнишка остановился прямо перед патрульной машиной.
Роста в нем было около пяти футов девяти дюймов, на смуглых руках играли мышцы, черные волосы Рик зачесывал назад. Глаза на темно-бронзовом лице казались черными-пречерными… только это были глаза не восемнадцатилетнего юноши, а немолодого, слишком много изведавшего человека. В них светилась холодная ярость — как у дикого зверя, учуявшего охотника. Оба запястья охватывали черные кожаные браслеты, усаженные мелкими металлическими квадратиками, ремень тоже был сделан из проклепанной кожи. Парень пристально смотрел на шерифа Вэнса сквозь ветровое стекло, и оба не двигались.
Наконец мальчик медленно обошел машину и остановился в нескольких футах от открытого окошка Вэнса.
— Какие-то проблемы, дядя? — спросил он на смеси величавого выговора Мехико с грубой невнятицей, характерной для западного Техаса.
— Я патрулирую, — ответил Вэнс.
— Патрулируешь перед моим домом? На моей улице?
Еле заметно улыбаясь, Вэнс снял темные очки. Его глубоко посаженные светло-карие глаза казались слишком маленькими для лица.
— Захотелось съездить и повидаться с тобой, Рики. Пожелать доброго утра.