Кусатель ворон

Веркин Эдуард Николаевич

Страус из Австралии – это как раз в нашем духе.

– Зачем страус здесь? – не поняла Снежана.

– А зачем Жохова дьяволов вызывает? – спросил в ответ Капанидзе.

– Я не вызываю! – сказала Жохова.

– Понятно, – зевнул Капанидзе. – А страус для красоты, – объяснил он. – А потом, он от волков хорошо защищает.

– От волков? – нахмурился Жмуркин.

– Ага. У страуса очень сильно развито чувство территории – он же птенцов всегда обороняет. А в Африке не волки, в Африке гиены, львы, крокодилы…

Капанидзе

щелкнул зубами.

– Страус – лучше всякой овчарки, – сказал он. – В январе тут у нас стая мимо проходила – так Прошка как их услышал, как выскочил из стойла, как кинулся! Двух волков затоптал, а одному башку клювом проломил. Во!

Я представил себе сторожевого страуса Прошку. Наверное, в этом имелся смысл. Сторожевые страусы, боевые удавы, специально обученный вомбат – наверняка вомбат очень смертельное животное. Чем еще тешиться простому русскому человеку Капанидзе в глуши, собственно? Ничего удивительного.

– Он у нас на вольном содержании, – продолжал рассказывать про страуса Капанидзе. – То есть он летом сам по себе – ходит туда, ходит сюда, жир нагуливает, а зимой у бабки Сони в сарае сидит. От него вообще одна польза – гуано…

– О! – вмешался Пятахин. – У нас многие ценят гуано, правда, Жохова?

– Сдохни три раза, – ответила Жохова.

– Тут разводят страусов? – спросила Александра.

– Видимо, – пожал я плечами. – У нас что только не разводят. Тут уж ничего не поделаешь.

– Потом перо, – невозмутимо рассказывал Капанидзе. – У него отличные перья, каждое двадцать долларов стоит…

– Может, тебе тоже страуса завести, а, Иустинья? – спросил Пятахин.

Жохова высморкалась.

– Вообще-то мы ему теперь страусиху хотим купить, – сказал Капанидзе. – Чтобы Прошке не скучно было. А вообще-то здесь хорошо. Баба Валя варит отличный квас, а в реке водятся настоящие лобстеры.

– Раки, – уточнил Жмуркин.

– Нет, лобстеры. Они размером с кошку!

Страус на вольном содержании – это сильно, забил трех волков, в реке лобстеры, а клубника у бабы Сани размером с кулак…

– С два кулака размером! – Капанидзе потряс кулаками. – С два!

– Кстати, а как тебя зовут? – спросила Снежана.

– Давид. Капанидзе.

Так мы познакомились с Капанидзе, потомком грузинских князей и одновременно викингов, будущим полярником, ценителем малиновых пенок и черемуховой пастилы. А еще он почти до середины знал наизусть «Евгения Онегина», а над второй половиной как раз сейчас работал.

– А я про «Мцыри» в детстве учил, – похвастался Пятахин. – А Жохова…

– Вот и пришли уже, – сказал Капанидзе. – Ваш барак.

Прозвучало оптимистично.

Хотя барак оказался отнюдь не бараком, а вполне себе нормальным большим одноэтажным домом, бревенчатым, старым, но неплохо сохранившимся, со стеклами, с мостками, с веселыми кирпичными трубами, торчащими над крышей. То есть

жить решительно можно. Капанидзе достал из-под крыши ключ и впустил нас внутрь.

Здесь пахло пылью и недавним жильем, на подоконнике стояли консервные банки с килькой в томатном соусе, к стеклу липли мухоловные ленты. Железные койки были хаотично разбросаны по помещению, с потолка свисала прогоревшая сковородка на веревке, видимо, рында, к стенам зачем-то были прибиты выцветшие черепа, то ли лоси, то ли коровы, весело, одним словом.

Кружки. Железные, алюминиевые, целая гирлянда на спинке стула. Стены украшены изречениями, пиктограммами и миниатюрами. Старый и явно нерабочий черно-белый телевизор. Кирзовые сапоги, стопка журналов «Вопросы археологии».

– Археологи, – пояснил Капанидзе. – Курган неподалеку раскапывали. Целый месяц тут прожили, во мне что подарили.

Капанидзе сунул палец за воротник и вытащил шнурок с несколькими мутными стеклянными бусинами, с виду так полная дрянь.

– Какая-то ценная древняя керамика, – сказал Капанидзе. – Каждая стоит как машина. А?

– Чушь, – фыркнула Жохова. – Китайская пластмасса. А тут вообще помойка.

Жохова брезгливо оглядела помещение.

– Устраиваемся! – призвал Жмуркин.

– Как? – растерянно спросила Снежана. – Мы будем ночевать здесь? В этом свинарнике?

– Тебе должно понравиться, – хмыкнула Жохова.

Рокотова и Герасимов сели на койки и стали разглядывать помещение без особого интереса. Остальные тоже. А Лаурыч так даже с удовольствием, сидел, читал что-то, написанное на стене гелевой ручкой.

– Девочки идут туда, – указал Жмуркин на вторую комнату. – Мальчики остаются. Возможно, нам придется здесь прожить пару дней…

– Что?! – почти взвизгнула Снежана. – Два дня?!

– Вряд ли больше… – ответил Жмуркин. – Ну, может, три.

– За три дня Жохова нас точно сожрет, – напомнил Пятахин.

Возник небольшой скандал. Собственно, не скандал даже, Снежана, Жохова и Листвянко окружили Жмуркина и принялись собачиться, я выбрал койку у окна и стал устраиваться. Дитер с Боленом изучали стены избы, Болен просто знакомился с фольклором, а Дитер, само собой, списывал. И срисовывал.

Александра подошла ко мне и спросила:

– Это настоящий барак? Как у Солженицына?

– Ага, – сказал я. – Точно такой же. Их по всей России одинаково строили.

– А это… – Александра указала на койки. – Это…

Она принялась вспоминать слово.

– Нары, – подсказал подвернувшийся Пятахин. – Шконки.

– Да, нары! Это нары?

– Конечно, нары. Располагайтесь. Будет потом что вспомнить.

– Это да… – Александра направилась в девичью палату.

Дитер и Болен стали выбирать койки, с осторожностью, точно мины обезвреживали. А я выбрал ту, что у окна, чтобы лежать и ночью смотреть на звезды.