Кусок
Шрифт:
Знакомая прибежала с кружкой, в которой дымился свежий, чрезвычайно крепкий чай. Его вручили Данилу, но пить он, как оказалось, не мог, и все проливалось на рубашку. Тут Варя взорвалась:
– Мало того, что все орут на меня, считая, что я могла запретить ему напиться! Мало того, что он ходит как зомби, зеленый и страшный! Так я в этом чае таблетку растворила, а он его выливает на костюмы! – Но Даша, которой довелось выслушать эту тираду, почему-то косилась за спину девушки и пыталась закрыть ей рот: там стоял Даня. Но переживали зря – никто ничего не услышал.
После
***
В субботу с самого утра подруги отправились отмечать великий Варин день рождения. Они сидели в кафе, прыгали по тонкому льду на озере в парке, пару раз поцеловали сугробы, а к вечеру Варю слегка пошатывало. Вся канитель последних дней, как ни странно, вернули девушке ощущение реальности: она реже плакала, меньше боялась отсутствия воздуха, зато чаще улыбалась и громко рассказывала какую-нибудь чепуху. Все вокруг, еще не успев привыкнуть к грустной подруге, вновь видели ее светящейся и, казалось, счастливой.
Вечером зазвонил телефон, предлагая погулять. Варя судорожно набила рот жевательной резинкой и отправилась к другу. По темным, весенним улицам ей навстречу шагал какой-то странный колобок, чуть не падавший под тяжестью телевизора, который он нес в руках. Девушка засмеялась, а колобок жалостливо попросил вызвать такси.
Даня уже ждал ее, искоса глянул на Варю и, улыбаясь, протянул ей треклятую кружку из под чая:
– По-моему, сегодня она нужней будет тебе. Правда, чая там нет. – А девушка, совершенно забыв про осторожность в словах и выражениях, пустилась в долгий рассказ о его приключениях, постоянно прерываясь на язвительные комментарии.
Все хорошо? Да, вроде вот оно – это долгожданное все хорошо. Но странная штука: чем счастливее события нашей жизни, тем больше слез и криков мы платим потом за минуты радости. Порой кажется, что лучше уж не чувствовать особых всплесков хорошего, чем отдавать за него потом последние нервные клетки. Но без улыбки живется, бесспорно, плохо. И это факт.
Прошло всего несколько дней, а от былой радости не осталось и следа.
– Смотри, здесь опять новое образование. – Очередной врач уверял девушку в неспособности нормальной жизни и требовал согласия на очередное бесполезное лечение, которое бы послужило успокоению его совести. Почему-то этот человек в белом халате постоянно приводил Варе в пример евреев Варшавского Гетто времен Второй Мировой войны. Мол, они не сдавались, и ты не сдавайся. – И вот, твои анализы. Ну, что будем делать.
– Вы у меня спрашиваете? – Она только, улыбнувшись, покосилась на бумаги и снова отвернулась к окну, чтоб не видно было глаз. – И сколько теперь? – Голос был насквозь пропитан безразличием и странной насмешкой.
– Зачем тебе эти цифры?! Ты лечиться собираешься?
– Сколько? – Врач глянул на Варю и вдруг заговорил тише:
– Вечером. Здесь еще не все анализы. Скажу вечером. Ты не останешься? – Хлопнула дверь и в коридоре
И снова привычный маршрут, снова замерзшая рука, сжимающая телефон и счастье, заполняющее все изнутри с первым звуком мелодии звонка. Данил шел навстречу, но что-то было не так. Ах да, он шел в одном пальто, тогда как Варя стояла и мерзла в теплом пуховике и зимней шапке.
– Ну и что это? Тебе не холодно? – Казалось, он вовсе не рассчитывал на прогулку и передумал в последний момент.
– Нет, что ты! Только мне скоро домой пора. – Варя улыбнулась.
Они уже подходили к ее дому, как ей позвонили. Что-то негромко сказали, и совсем уж тихо прибавили: «Мы ничего сделать больше не можем». И девушка, которая столько раз отправляла врачей с их рекомендациями и предложениями к черту на кулички, вдруг растерялась и разозлилась:
– Вы сдаетесь? Вы? А как же евреи? Забыли что ли? Да идите вы со своим «ничего не можем сделать». – Она нажала «отбой» и пнула снег. А затем вовсе отказалась идти домой, и направилась к качеле, едва сдерживая слезы. И Даня, явно замерзающий и спешащий домой, почему-то отправился за ней.
– Иди домой. Чего ты тут сел? – Но Варе никто не ответил. Она встала и развернулась, заглядывая ему в глаза. – Почему ты остался? – уже не так резко спросила она и продолжала смотреть в глаза.
– Ну не буду ж я тебя так оставлять. Чего ты пытаешься там найти? – насмешливо протянул он. И остался сидеть, приказав смешить его, чтобы не было холодно. Что-то звенело в сердце девушки, но она отгоняла даже возможность такой мысли. «Жалко стало» – решила она и отбросила мысль. Но странная, недоверчивая радость уже поглотила злость на врачей и собственную болезнь, отнимающую жизнь.
А он заболел.
IX
Libera
Целую неделю Варя провалялась в постели, отказываясь идти в больницу: обычная простуда по своему обыкновению ломала все планы и превращала всю жизнь в сопливо-температурную возню. Вот так всегда: человек бежит, успевает, плюет на все свои маленькие неудачи и просто живет, но стоит чуть-чуть расслабиться – и уже лежит с грустным видом, поглощая горячие чаи и малиновое варенье. Данил, который твердил, что болеет совсем не сильно, лежал в больнице с острым воспалением легких. И в этом же стационаре к пятнице оказалась Варя.
Любая больница – это, в первую очередь, скука. Палаты, в которых нет ничего, кроме светлых стен и железной койки с клеенчатым матрасом, казалось бы долгожданный сон, на вторые сутки превращающийся в ненавистную необходимость, потому что делать-то больше и нечего. Но если вы болеете капельку серьезнее, чем все остальные, занятия начинают находиться сами по себе.
В понедельник утром Варя вдруг заметила, что из носа бежит что-то густо-красное и постепенно заливает пол, белые простыни и пижаму. Мимо открытой двери комнаты ходили люди, но все, кто заглядывал внутрь, испуганно шарахались и убегали. Вдруг зашла девчонка: