Кутерьма
Шрифт:
Как-то няня сказала Тине:
— Что-то у нас с Вартиком подеялось? Все озирается, будто чего потерял.
— Ничего я не потерял, — покраснев, быстро сказал Вартан. — Так просто…
Трудновато было Коле. Он привык обо всем рассказывать баб-Ане. А тут нельзя…
Баб-Аня поглядывала на него с беспокойством:
— У тебя ничего не болит, Коленька? Что-то ты часто вздыхаешь.
— Нет, у меня ничего не болит, — со вздохом отвечал Коля.
— А вздыхаешь почему?
Снова тяжкий вздох:
— Нельзя говорить… Тайна!
— А хочется, поди, рассказать? — улыбнулась баб-Аня.
—
Играя во дворе, ребята теперь особенно не разбегались. В кучке чувствовали себя увереннее. В присутствии Севки они опасались меньше: командир ведь, защитит в случае чего.
Но Севка стал играть с ними гораздо реже. Он уже поступил в школу, в пятый класс, сразу записался в несколько кружков и был очень занят. Случалось, по два-три дня не гулял во дворе.
Ребята по очереди качались на качелях, когда их окликнула тетя Мотя:
— Ну, что, ребятня привольная, уроки-то приготовили?
Толстая дворничиха сидела на скамейке под домом. Когда вот так сидит тетя Мотя, отдыхая, и спицы мелькают в ее руках, любит она поговорить. И можно от нее всякого наслушаться.
Ребята подошли.
— Успеем выучить, — сказал Вартан. — Задано мало.
— Я по музыке урок уже выучила, — сообщила Ирка.
— А нам завтра задано идти к зубному врачу, — сказал Юрка.
— Вре-ешь! — испуганно протянула Светка. — А почему я не слышала?
— Болтала, вот и не слышала.
— Я думала, просто ничего не задано, обрадовалась. К зубному врачу-у! — пропищала она. — Врешь ты все! — И уже замахнулась на брата сжатым кулачком.
— Я т-тебе! — погрозила ей спицей тетя Мотя. — Чего не поделили? Балуют вас, как Бее равно принцев каких. Чего вам, в самом-то деле, не хватает? Вот хоть бы Ирочка: сытенькая, здоровенькая, щеки, как яблочки. Ведь это какое же счастье, что дитё такое передо мной! Посмотрю на нее иной раз и так и вижу другую девочку, не намного Ирочки постарше. Стоит закутанная среди сугробов, а морозище — слезы на щеках вмиг в ледяшку. Личико у нее под платком маленькое-маленькое. А глаза… такое в них… и сказать не могу, сколько горя.
— Это где такая девочка? — спросила Ирка.
— Где? В этом самом дворе, у этого самого подъезда, где мы сейчас сидим. Бреду это я с завода, через плечо сумка противогазовая, а в сумке самое что ни на есть ценное — хлеба пайка. Бреду, ноги слабые чуть подымаю.
— Заболели? — спросил Коля.
— А все тогда так ходили, милый. С голоду. Еды вовсе не было. Блокада. Слыхали такое слово?
— Я слышал, — сказал Вартан.
— И я по радио слышал, — сказал Коля.
— А мы радио мало слушаем, — бестолковым хором признались близнецы.
— А как это — блокада? — спросила Ирка.
— А вот обступили наш город вражьи дивизии, обложили вокруг, что и заяц не пробежит, и не стало питания. Склады с продовольствием от бомб сгорели… Так вот посмотрела на меня девочка из-под платка, что аж пронзило меня, пошевелила озябшими губенками, голосок чуть слышный. «Тетя Мотя, — говорит, — моя мама за водой пошла и давно нету. Она… в прорубь не упала? Я, — говорит, — хочу пойти поискать и не знаю — куда…» Водопровод-то тогда, само собой, не работал, воду
Тетя Мотя замолчала, задумалась.
Ирка давно моргала и швыркала носом. Тут она громко всхлипнула и спросила:
— И что… потом?
— Что ж потом? Ясное дело, мы победили. Фашистов от Ленинграда отогнали, в плен позабирали. Кончилась эта страсть на нашей земле!
— А девочка? — спросила Ирка.
— Померла? — округлив глаза, брякнул Юрка.
— Зачем же? Выросла, большая стала, взрослая. Замуж вышла, сынка имеет. — Тетя Мотя широко улыбнулась, протянула руку и провела пальцем по голове Вартана. — Так ведь то твоя мама, дурачок!
— Как — мама? — Вартан отступил, растерянный, ошеломленный. — Почему мама?
И все ребята смотрели на него с недоумением.
— Не упала, значит, девочкина мама в прорубь! — радостно сказал Коля. — Потому что ведь бабушка Вартана… живая она!
Вартан повел на Колю невидящими глазами, все еще не понимая. И вдруг до него дошло. Он густо покраснел, круто повернулся и побежал со всех ног…
Сурен и Тина недавно вернулись домой. Оба сидели за столом и ели, когда раздался звонок, возглас открывшей дверь няни: «Ты что, мой золотой? Или чего испугался?»
В столовую ворвался Вартан и остановился на пороге, красный, запыхавшийся.
— Я… — пробормотал он. Кинулся к маме, обнял ее, быстро поцеловал куда-то в шею, потом метнулся к отцу, ткнулся лбом ему в плечо. — Я… не буду больше никогда… швырять хлеб. Я же не знал!
Сурен погладил сына по голове:
— Ну, ну… хорошо, когда так! Мы помирились, да? Никто больше не сердится?
Мама сидела довольная.
— Я пойду сейчас еще гулять, — быстро сказал Вартан. — А вечером ты мне почитаешь, папа, «Остров сокровищ»? Ты сам! Хоть немножко. Ладно?
— Почитаю, почитаю. Не гуляй долго.
Вартан умчался. Тина откинулась на спинку стула:
— Ну и вихрь у нас ребенок! В папочку.
— Но что же все-таки с ним случилось? Почему его так прорвало? Дулся, дулся и вдруг — нате!
— Но я же с ним разговаривала, и не раз, — горделиво сказала Тина. — Постепенно подействовали мои убеждения не злиться, пробудили его совесть.
— М-м-м, — неопределенно промычал Сурен.