Кутузов
Шрифт:
У длинной каменной ограды солдаты пошереножно сложили ранцы и расставили часовых. После этого колонна потянулась из Кремса и сразу же очутилась среди гор и пропастей. Ночь была темная, падал мелкий дождь. Куда вели солдат, не знал никто.
– Ну что тут догадываться, – басил Мокеевич, накануне подшивший к прохудившимся вовсе сапогам куски сырой кожи от занесшегося к ним быка. – Разумеется, идем не к фраве на печь, а для свидания с басурманом. Он, чать, не думает, как нагрянем к нему на фриштык!..
Уже более часа егеря, московцы и ярославцы находились в пути, но беспрестанно останавливались. Видно
Хуже всего пришлось коннице и артиллерии. После долгих и безуспешных попыток провести лошадей и орудия по крутизнам их остановили и воротили назад. Одну лишь верховую лошадь любимого командира – Дохтурова солдаты подняли на руки и переносили с утеса на утес.
Скоро рассвело, и с левой стороны, от Кремса, послышались пушечные выстрелы. Тогда все догадались, что отряд идет в обход французов. Но чем далее, тем труднее становились проходы. Пропасти и глубокие ручьи заставляли принимать далеко в сторону. А время убегало. Это ужасно сердило всех – от генерала и до последнего мушкетера. Немецких вожатых громко проклинали. А между тем раздались ружейные выстрелы, и, казалось, не в дальнем расстоянии. Но отряд Дохтурова кружился, как в западне, и было уже за полдень...
Еще с утра 30 октября авангард Милорадовича, расположенный вне города, подле женского католического монастыря, двинулся навстречу французам. Завязалась перестрелка между передовыми цепями. И грянул Кремсский бой!
Неприятель усиливал свои атаки, подкрепляя силы свежими войсками, которые переправлялись через Дунай в самом близком расстоянии. Уже большая часть офицеров в авангарде выбыла из строя; солдаты, бросавшиеся в штыки, опрокидывали французов и гибли сами. Был момент, когда русская линия дрогнула.
Кутузов, внимательно следивший за боем, тотчас прислал флигель-адъютанта Тизенгаузена с новыми приказаниями. Милорадович вверил Тизенгаузену свежий гренадерский батальон апшеронцев, которые обратили в бегство французскую колонну, наступавшую по шоссе. Левый фланг был укреплен. Милорадович приказал Тизенгаузену идти вправо, в горы, чтобы привести в порядок рассеянных там стрелков. Михаил Илларионович, узнав, что в авангарде почти не осталось офицеров, послал в огонь своих адъютантов – подпоручика Бибикова, штабс-ротмистра Кайсарова, капитана Шнейдерса. Вместе с вызвавшимися охотниками они под командой Тизенгаузена сбили неприятеля с горы, господствовавшей над местностью, и заняли прежнюю позицию.
Маршал Мортье сильно напирал на отряд Милорадовича, убежденный, что русская армия отступает. Но к вечеру он с ужасом убедился, что имеет дело не со слабым арьергардом, а с самим Кутузовым. Уже в сумерки Дохтуров спустился с гор и занял Дюрнштейн, город и крепость, запиравшую в ущелье единственную дорогу между Кремсом и Спицем.
Егеря генерал-майора Уланиуса захватили замок врасплох. Два орудия, стоявшие на лицевой стороне башни, взяты были в несколько минут. Французы, никак не ожидавшие появления с горной
Русский главнокомандующий между тем ожидал появления Дохтурова у Дюрнштейна гораздо ранее. Но по милости цесарских проводников наша пехота подошла туда только в пятом часу пополудни. Едва русские вырвались из вертепов Моравских гор, как Дохтурову донесли, что дивизия генерала Дюпона движется со стороны Спица ему в тыл и уже недалеко. Дмитрий Сергеевич немедленно приказал небольшому отряду князя Урусова задержать французов.
Битва тем временем разгоралась в полной тьме с невероятным ожесточением. Противные линии, различаемые по одним вспышкам от выстрелов, двигались на очень узком пространстве: с одной стороны бурный Дунай, с другой – стремнистые скалы не позволили растягивать войска. Милорадович теснил Мортье прочь от Кремса; Дохтуров с Московским и Ярославским полками и егерями Уланиуса прошел Дюрнштейн и, уничтожив вне его стен неприятельских драгун, встретил солдат отступающего маршала беглым огнем и штыками.
Когда Мортье понял, что обратный выход из ущелья перекрыт русскими, он спешно созвал на совет генералов и полковников. Полагая плен неизбежным, те советовали маршалу переехать в лодке на правый берег Дуная и тем избежать позора. Мортье отверг их предложение, предпочитая долгом разделить участь предводимых им войск. Но в эти часы в Дюрнштейне, позади отряда Дохтурова, уже кипела жестокая сеча. Князь Урусов с Вятским полком и несколькими батальонами егерей силился остановить дивизию Дюпона, которая стремилась на выручку к маршалу.
Так продолжалось почти до полуночи. Дивизия Газана и отряд Дохтурова, очутившись между двух огней, бились насмерть. Казалось, не было возможности уцелеть, и отчаяние удваивало взаимную храбрость. Однако под конец наша взяла! Дивизия Газана, расстроенная действиями Московского и Ярославского полков, надвинута была на главные силы Милорадовича. Егеря Уланиуса рассыпались по утесам над самым неприятелем и без промаха поражали его. В расположении оборонявшихся французов оказалось с десяток больших и ветхих сараев. Егеря зажгли их, чтобы вернее различать врага. Старые строения запылали ярко и осветили страшное зрелище.
Наполеоновские солдаты отбивались нестройными толпами, зажатые между Московским полком и войсками Милорадовича. Ярославцы, соединясь с апшеронцами, громили неприятеля на берегу Дуная. А застрельщики Уланиуса, нависшие над всеми, метко стреляли из-за камней.
Сергей Семенов, разгоряченный продолжительной ночной схваткой, работал штыком, словно вилами. Лишь хрипы в ночи указывали на то, что его богатырская рука не ведает промаха. Но вот, настигнув очередного сине-кафтанника, которого унтер-офицер пригвоздил к большому камню, он почувствовал хруст металла. Штык не выдержал там, где выдерживал русский солдат! Семенов ухватил ружье за дуло и принялся дубасить неприятеля прикладом. Он не чувствовал боли от двух штыковых уколов, вызвавших обильную кровь. «Ах, озорники! Что затеяли! Запереть нас тут, в чужой земле!» – шептал он.