Кутузов
Шрифт:
— Поля-то хороши, а их истолкли, изгадили…
— Не жаль — господское…
— Чудак, право: чьи бы ни были, а все наши, русские.
— Да, овсы знатные были.
— Урожай нонче всюду хороший.
— А место для жительства тут веселое: пригорки, речки, лес.
— Для пахоты не больно способное — вишь, на поле камней сколько!
— Будет здесь бой аль опять отойдем?
— Коли б еще нас разбили, тогда понятно б было, почему отступаем, а то отдаем Расею. И нас только мучат походами…
— Будет бой. Зачем же у нас вон батареи насыпают, а у
— И в Цареве-Займище тоже рыли, а что толку-то?
— Пойдем дальше — Расея широкая. Какая тут позиция — холмы да речки.
— Много ты понимаешь! Раз холмы есть, стало быть, защищаться свободно.
— Братцы, гляньте, — сказал высокий носатый Левон Черепковский, — к нам какие-то гости жалуют.
Действительно, из Смоленской к Шевардину катила коляска, а за ней группа всадников.
Гостей увидали не только батальоны, расположенные у дороги, их заметило в Шевардине начальство. Из деревни, торопливо застегивая мундиры и повязывая шарфы, вышли генералы — высокий, сосредоточенно-серьезный Горчаков и небольшой, улыбчивый Неверовский.
Коляска остановилась у самой дороги. Из нее, тяжело ступая, вышел тучный старик. Ехавшие верхами за коляской генералы и штабные офицеры слезли и почтительно обступили старика.
— Сам! Сам!
— Кутузов!
— Где? Который?
— Да вона стоит в середке, показывает что-то вниз, в семеновскую лощину.
— А кто тот, горбоносый, быстрый?
— Эх ты, не знаешь! Это ж наш князь Багратион.
— Неужто? Горячий!
— Он грузин.
— Нет, он не грузен. Худощав.
— Да не то. Ты не понимаешь: грузин — это нация такая.
— Какая?
— Он с Капказу. С теплых вод.
— А мне сказывали — Багратион русский.
— Да, русский. Самый настоящий православный, но — грузин.
— Наш енарал Митрий Петрович встрял в беседу. Что-то говорит дельное, вишь, Багратион поддакивает.
— И Кутузов кивает головой, не спорит.
— Митрий Петрович может: башковат.
— Кутузов идет к коляске. Вона садится. Уезжает.
— Старый человек, а приходится ездить, трястись по этим горам да оврагам.
— Ничего не поделаешь — служба!
Сопровождавшие главнокомандующего генералы и офицеры снова вскочили на коней. Коляска поворотила назад. Кутузов, сидя в коляске, поднес к бескозырке руку — прощался с Горчаковым, Неверовским и всеми.
После отъезда Кутузова на Шевардинских холмах пуще прежнего заработали кирки да лопаты: делали пятиугольный редут.
Передавали: главнокомандующий велел укрепляться — будет бой.
Должно постоянно обеспечивать свою операционную линию и добровольно не жертвовать ею.
Беннигсен и весь сонм квартирмейстеров выбрали позицию для генерального сражения с Наполеоном в двенадцати верстах от Можайска, у села Бородина между двумя смоленскими трактами — Старым и Новым. Кутузов осмотрел ее. Разумеется, позиций без недостатков не существует. Сказать,
Багратион, войска которого занимали левое крыло, сразу же забил тревогу: левый фланг нужно укрепить.
Кутузов считал, что укрепить надо всю позицию, но не хватало лопат, кирок, топоров. Уже по дороге к Бородину Михаил Илларионович несколько раз писал Ростопчину о том, чтобы он прислал полторы тысячи кирок и две тысячи лопат. Но Ростопчин легок только на обещания и посулы. На словах у него все спорится — ведь обещал же он создать "вторую стену", а много ли получилось из его обещания?
И даст ли Наполеон возможность укрепиться?
Михаил Илларионович поручил арьергард твердому, спокойному Коновницыну. Петр Петрович сдерживает натиск французской армии, но приходится поторапливаться с укреплениями: выстрелы с каждым днем все слышнее и слышнее…
Михаил Илларионович, по обыкновению, никому не говорил, но боялся за свой правый фланг, стоявший у новой Смоленской дороги. Главные силы Наполеона двигались к Москве по ней, и от самого Смоленска Наполеон обходил русских справа.
Михаил Илларионович считал, что на всякий случай надо укрепить правый фланг. Пусть левый останется для Наполеона в виде приманки. Пусть Наполеон переведет на правый берег Колочи побольше своих войск, тогда и Кутузов может начать перебрасывать полки с правого на левый фланг. А пока надо укрепляться у Горок, Семеновской и Шевардина.
Главную квартиру Кутузов устроил в господском доме у деревни Татариновой, владелец которой уехал.
Михаил Илларионович занял кабинет хозяина, где еще уцелели стекла, а в маленьком зальце расположились полковники Кайсаров, Кудашев, Резвой с канцелярией.
Работы было много. Приходилось заботиться не только о шанцевом инструменте, но и о хлебе, о снарядах, о подводах для раненых — ведь готовились к большому сражению.
Армия отдыхала на позиции только два дня. В субботу, 24 августа, в полдень, на большой почтовой дороге за Бородином показалась от Колоцкого монастыря наша кавалерия арьергарда. Она шла на рысях.
— Видно, порядком прижал франц дружков сердечных, — говорили солдаты.
Все приготовились увидеть французов.
Слева послышались выстрелы: это егеря, рассыпанные по Колоче, встречали французов у деревень Фомкина, Алексинки, Доронино. Вскоре к ним присоединились и орудия Шевардинского редута.