Кутюрье смерти
Шрифт:
Блан трясущимся пальцем указывал на толстуху.
— Он ее убил…
Этот Блан явно был не в себе.
— Вижу, что убил. Я вызываю перевозку.
— И это все? Вам больше нечего…
— Еще может вырвать. Но я сдерживаюсь. Хотите еще? — сухо бросил Марселю Жанно, указывая на бутылку коньяка.
— Черт! Да что с вами? Она МЕРТВА, а вам даже нечего сказать?
Жан-Жан из предосторожности отступил к телефону.
— У вас шок, Блан. Сядьте…
— Не хочу я садиться! — рявкнул Марсель. — Она тут, у меня перед глазами, а вы мне говорите, чтобы я сел, вы больной, что ли?
— Послушайте, — начал было Жанно, но, нахмурившись,
— Какой Рамирес? — машинально спросил Марсель.
— Он позвонил, я открыл ему… Вот дьявол! Он сыграл под Рамиреса! Эта собака знает мой адрес и знает Рамиреса! Вы же появились через несколько секунд… Вы никого не видели, Блан?
— Кого не видел? — Марсель ничего не мог понять.
— А ведь вы должны были с ним столкнуться! — прошептал Жан-Жан, подозрительно уставившись на Марселя.
Он быстро набрал номер комиссариата. Марсель не двигался. Мадлен смотрела на него — ужасный немой упрек. Он не чувствовал горя, скорее, он вообще ничего не чувствовал. Но что-то здесь не так. Что? Почему он так волновался? Кто? Жорж и Мадлен, это просто совпадение.
Жан-Жан повесил трубку, поговорив с дежурным лейтенантом.
— Леруа сейчас подъедет, с ним врач и эксперты. Какая, однако, мерзость! — Он указал на двуглавый труп, растянувшийся на пятнистом мраморном полу у него в холле.
— И вам не стыдно? — Марсель затряс головой.
— Чего стыдно? Чего? У вас, видно, шок, Блан…
— А у вас? У вас шока нет? А у нее, у нее шока не было?
— О чем вы говорите?.. Не понимаю…
Да что Блана заклинило на этой тетке?
— Значит, вы ее не любили… Интрижка, не более того… — Марсель обхватил голову руками.
— Да о чем вы говорите?
— Господи, да о Мадлен! О моей жене! Черт возьми!
Жан-Жан нахмурился:
— О вашей жене?
Марсель резко выпрямился, бросился на Жан-Жана и, схватив его за лацканы халата, заорал:
— Вы еще издеваетесь надо мной! Плевал я на то, что вы с ней трахались, но такое неуважение перед лицом смерти!
— Перед каким лицом смерти? Черт бы вас подрал! Вы хотите сказать, что эта женщина… эта женщина — ваша жена?
— Мерзавец! — взорвался Марсель, занося кулак.
— Серьезно, Блан. Я никогда не видел вашей жены. Как я могу ее узнать, скажите на милость?
— Никогда не видели? Значит, вы ее трахали, прикрыв голову подушкой?
— Я никогда ее не… Да вы в своем уме? — заорал Жанно, задыхаясь.
Приглушенно, но настойчиво звякнул дверной колокольчик. Марсель отпустил Жанно, потер глаза, как будто хотел проснуться. Снова раскрыл их, но ничего не изменилось: двуглавый труп по-прежнему лежал на полу, светлые волосы нимбом окружали голову Мадлен. Жан-Жан нажал кнопку домофона. На лестнице послышались шаги.
Мадлен… Господи! Но при мысли о Мадлен он снова ощутил кожей жар тела Надьи. Ужасная штука жизнь: гнилая ткань, которая расползается под руками, отмирает, чтобы ее место заняла новая.
В квартиру влетел лейтенант Леруа. Пот струился у него по лицу, и он вытирал его огромным клетчатым носовым платком, достойным комиссара Мегрэ. За ним — двое санитаров с носилками и бригада экспертов. Все застыли на пороге. Один из санитаров все же не выдержал:
— Черт, ну и дерьмо…
Появился заспанный, растрепанный врач.
— В кои-то веки хотел выспаться! Ага! На сей раз — сиамские близнецы! Мы не повторяемся! Этому парню в воображении не откажешь… Думаю, клиент у нас все тот же?
— М-м, доктор, послушайте… —
— Понятно, — прошептал врач. — Мои соболезнования, месье, — добавил он, обращаясь к пребывающему в прострации Марселю.
Врач опустился на колени возле трупа, хрустнули суставы.
Марсель налил себе еще коньяку.
Жан-Жан оделся. Запихал полы розовой рубахи в джинсы, натянул теннисные туфли.
— Ладно, Блан, нечего тут торчать. Мы едем в контору. Хочу еще раз перечитать дело. Доктор, закройте за нами. Хорошо еще, жена в отпуске!
Марсель молча последовал за ним. Машин на улице почти не было. Было по-прежнему жарко, но жара была терпимой, почти приятной.
Марсель огляделся: он не понимал, где находится. Все казалось ему не таким, как прежде. Здания, вывески, особенно люди… Странные… странные, счастливые живые люди из ничего не ведавшего мира. И это гротескное quiproquo [11] вокруг трупа Мадлен… Вторжение водевиля в драму. Почему Жан-Жан все отрицал? Думал, что причинит этим Марселю боль? Или он… Мысль об этом впилась в Марселя, как жало скорпиона. В конце концов, что он знает о Жан-Жане? Сущее безумие думать, что убийцей мог быть он, но и это возможно. Нельзя расслабляться. Марсель осторожно прислонился к дверце машины и взглянул на Жан-Жана: в уголке рта сигарета, молчит и гонит машину вперед.
11
Quiproquo — здесь: окружение (лат.).
Дальше все было как в замедленной съемке: комиссариат, обозленная проститутка, мелкие торговцы, заполнение формуляров, усталые инспекторы, стаканчики с кофе и сигаретный дым. Рутинная ночная работа.
Жан-Жан взлетел по лестнице, ни с кем не поздоровавшись. Марсель — за ним.
— Вот что, Блан, вам ни к чему здесь задерживаться. Я понимаю, что вам только что пришлось пережить. Но я чую, что мы его поимеем, эту сволочь. Чувствую.
— Я остаюсь.
Когда Марсель произнес это, у него возникло ощущение, что он играет в хорошем старом вестерне, и в этом было что-то успокаивающее. Здесь, в привычной атмосфере комиссариата, сама мысль о том, что Жанно может быть замешан в убийстве Мадлен, казалась ему еще более абсурдной. Тут — другое: кто-то манипулировал ими.
Жан-Жан передал Марселю пачку страниц, и они погрузились в чтение дела.
Коротышка остановил пикап перед домом. Он сидел неподвижно, уставившись в пространство. У кустов закопошилась какая-то тень, он, резко включив фары, выхватил ими из тьмы старую шлюху в шерстяной шапке. Она подпрыгнула в неожиданном пучке света и, как обезумевший заяц, бросилась наутек. Коротышка улыбнулся своим мыслям. И снова погрузился в угрюмые размышления.
Инстинкт хищника предупреждал его, что счастливые денечки кончились. Они сели ему на хвост, из хищника он превращался в добычу. Он чувствовал, что должен затаиться и приготовиться к бегству. Он вытащил из кармана куртки бумажник и проверил, все ли на месте — чековая книжка, кредитка и мамина фотография. Ее прекрасное, не тронутое тлением лицо улыбалось ему. Он ласково провел по фотографии дрожащим пальцем в засохшей крови и смазке. Мама такая красивая.