Кузнец человеческих судеб

Алейникова Юлия

К тому же в доме не имелось еды, а еще у нее не было крема, нормальной расчески, фена, дезодоранта, да еще много чего, о чем вслух не говорят. Сколько она протянет в таких нечеловеческих условиях?

Чем дольше не было Максимова, тем мрачнее становилась Яна. Когда он, наконец, явился, свежий, бодрый, веселый, с пакетами, полными покупок, она уже находилась в состоянии кипения.

– Добрый вечер! – весело улыбаясь, поздоровался Тимофей, ставя на пол пакеты. – Извините, задержался, пришлось нашу заключенную стажерку навестить, – раздеваясь, отчитывался он. – Она меня такими вкусными булочками угостила, жаль, моя мама никогда не умела печь. А вы тут как поживаете? – Он повесил пальто и обернулся к Яне.

– Прекрасно, –

ледяным тоном отрезала она. – Как долго мне придется здесь находиться?

Булочки он ел! Эта фраза отчего-то особенно ее взбесила. Ей почему-то стало ужасно обидно, что Тимофей не поехал сразу домой, а зачем-то отправился к Александре и пил там чай, да еще и с булочками, которые он к тому же хвалит.

– Ну, вероятно, несколько дней, – растерялся от такой встречи Тимофей. Его благодушное настроение улетучиться еще не успело, но словно споткнулось.

Он смотрел на Яну, на ее строгое лицо с плотно сжатыми губами, заглядывал в прищуренные сердитые глаза и не мог понять, что стряслось. Они так мило беседовали сегодня днем, когда она про маму рассказывала… Ах, да, разумеется, сообразил Тимофей и, улыбнувшись виноватой улыбкой, проговорил:

– Яна, вы меня извините за мамин визит, она у меня оригиналка с довольно жестким характером и отчего-то считает…

– При чем тут ваша мама? – тем же холодным, полным скрытого раздражения голосом произнесла девушка. – Она просто заглянула на минутку, и все. Недоразумение разрешилось, и говорить больше не о чем.

– Тогда я не совсем понимаю… – потер лоб Тимофей, пытаясь сообразить, что могло привести Яну в столь скверное расположение духа. – Да, кстати, я тут продукты привез, все, что вы заказывали, – решил он перевести беседу в понятное и безопасное русло, надеясь задобрить девушку. «А может, она просто голодная?» – сообразил, наконец, он, почувствовав легкий укол совести. – Яна, вы, наверное, голодная? Вы уж извините за задержку. Может, мы вместе что-нибудь быстренько приготовим? Может, омлет или яичницу? – соображал Максимов, пытаясь по ее лицу понять, туда ли он теперь двигается.

– А разве вы еще не наелись? – спросила Яна, слегка приподняв брови.

– Вообще-то даже объелся, но просто за компанию… – любезно предложил он.

– Благодарю, я тоже сыта. А продукты можете положить в холодильник, собственно, это вам. – Тимофею показалось, что ему бросили в лицо россыпью мелких камешков, отчего оно тут же запылало. А Яна, резко развернувшись, скрылась в гостиной, плотно прикрыв за собой дверь.

Тимофей стоял в прихожей и не мог шевельнуться. От хорошего настроения не осталось и следа. Ноздри его раздувались от едва сдерживаемого бешенства. Это что, благодарность? Это за то, что он с ней носился как с писаной торбой? У себя приютил, по магазинам бегает, как собачонка. Никакой личной жизни нет! Ему это надо? Да что она воображает? Теперь ясно, чем она мамочке приглянулась! Два сапога – пара! А он, как дурак, домой торопился! Пакеты эти идиотские пер! Лучше бы у Пономаревой остался, та хоть мозг не выносит, и вообще…

Тимофея просто разрывало на части от раздражения, что было ему вообще не свойственно. Он всегда считал себя человеком выдержанным и уравновешенным, но сейчас ему хотелось ворваться к Сорокиной и высказать ей все, что накипело.

– Спокойно, – сказал он себе, делая медленные вздохи и считая до десяти. – Спокойно.

Максимов с отвращением взглянул на пакеты с покупками, с трудом удержался, чтобы не пнуть их ногой, и твердым, решительным шагом прошел к себе. С Сорокиной они больше в этот вечер не виделись. Она не выходила из гостиной, а он не предпринимал попыток туда войти. Так они и легли спать, не обмолвившись больше ни словом.

Проснулся Тимофей рано, причем от угрызений совести. Вчерашнее раздражение уже прошло, зато всплыли в памяти некоторые мелочи, на которые вчера он просто не обратил внимания. Во-первых,

Яна навела идеальную чистоту в квартире и ни словом об этом не обмолвилась. Во-вторых, о чем он догадался подумать только ночью, он привез человека в чужую квартиру без самых необходимых вещей и бросил его там на целый день даже без еды. За весь вчерашний день он ни разу не удосужился позвонить ей, а о продуктах спросил лишь потому, что Александре понадобилась его помощь. Хорош джентльмен! Радушный хозяин! И наконец, вечером вместо того, чтобы поспешить домой, он отправился в гости чаи распивать, а едва переступив порог дома – с опозданием, между прочем, на час, даже позвонить, предупредить, что задерживается, не соизволил, – принялся нахваливать Сашкины булочки. Дурак и эгоист!

Надо немедленно пойти и извиниться перед Яной. Только сперва, пожалуй, стоит завтрак приготовить. «Елки-палки! – вскочил на ноги Тимофей. – Я же сумки вчера так и не разобрал. Не дай бог сейчас еще выяснится, что все испортилось и есть опять нечего».

Максимов в панике выскочил в прихожую в одних трусах. К счастью, Яна, кажется, спала, и он на цыпочках подбежал к пакетам. Что-то в них потекло, из-под пакетов растекалась лужа, запаха, правда, не было. Он быстренько подхватил пакеты и отнес их в ванную, а сам принялся как можно тише ликвидировать последствия собственного эгоизма.

Когда пол был отмыт, покупки разобраны – к счастью, ничего не стухло и не испортилось, – кофе сварен, яичница с беконом разложена по тарелкам, а стол накрыт, Тимофей отправился к Яне мириться.

Сперва он неловко покашлял перед дверью, потом постучал и, поскольку ответа не было, тихонько приоткрыл дверь и заглянул в комнату.

– Яна, доброе утро. Я пришел извиниться, – начал Тимофей, всем своим видом и голосом демонстрируя раскаяние.

Старался он зря. В комнате никого не было. Белье и одеяла были сложены стопочкой, словно на них никто и не спал. Девушка исчезла. Секунду Максимов стоял неподвижно, потом кинулся в прихожую. Так и есть, ни сапог, ни пальто в прихожей не было. Идиот! Как он раньше не заметил? Пол-утра по прихожей проползал!

Тимофей бросился к дверям, потом передумал и побежал одеваться, затем снова передумал и кинулся искать телефон. Яна не отвечала. Точнее, телефон абонента был выключен или находился вне зоны действия сети.

Больше метаться Максимов не стал, а сел в прихожей на край тумбочки и задумался, потом быстро оделся, выключил везде свет и вышел из квартиры.

Яна с прямой спиной и плотно сжатыми губами сидела на диване. Слезы текли у нее по лицу. Она никогда не была обидчивой, излишне впечатлительной, капризной или избалованной. Она не понимала, почему так бурно и глупо реагирует на вполне типичный и объяснимый мужской поступок. Да, он задержался, да, он не позвонил, да, он забыл, что она сидит целый день одна в его квартире, что она, в конце концов, элементарно голодна. Ну и что с того? Это вполне объяснимо, он ей не родственник, не нянька, и так он слишком много уделяет ей времени. В конце концов, он обычный мужчина. Чего она от него хочет?

– Немного внимания. Простого человеческого внимания, – всхлипнув, сама себе ответила вслух Яна.

Сперва она все ждала, что он одумается, все поймет и придет извиняться. Но время шло, ничего не происходило, и она поняла, что ничего он не поймет и никаких извинений не будет.

Ей становилось все противнее, все тоскливей, и наконец она не выдержала. Встав с дивана, девушка взяла свою сумку и, стараясь не шуметь, вышла в прихожую. В квартире было темно и тихо. Максимов уже спал. Да и чего удивляться, часы показывали начало второго. Не зажигая света и стараясь не шуметь, Яна быстро обулась, взяла в руки пальто, сумку и тихо прикрыла за собой входную дверь. Замок коротко щелкнул. Все. С нее хватит этой благотворительности. Спасибо, сыта по горло. Так как-нибудь проживет.