Кузнец
Шрифт:
Бойцы разошлись, кто-то сел на травку, кто-то на старый поваленный ствол. Так или иначе все они остались неподалеку и с интересом наблюдали за мной и Глебом — лучшим мечником отряда. Больше всего интерес парней приковывал именно деревянный меч в моих руках. Я выбрал одного из бойцов и велел вести ему обратный отсчет.
— Три… два… один…
Глеб тут же срывается с места. Он отводит острие меча за спину и наискось обрушивает на меня. Быстро, но недостаточно. Легко толкаюсь ногами, помогаю руками. Ухожу от меча, даже без прыжка.
Разворачиваюсь и одновременно
Следующая атака за мной. Рубящий удар Глеб легко отражает. Еще бы, в последний момент я перенаправляю клинок, иначе настоящий меч рассек бы его на две части.
Мы продолжаем размахивать мечами, пытаться друг друга уколоть. При этом замечу, что мне гораздо сложнее. Нельзя атаковать слишком агрессивно — одно неловкое движение с моей стороны и я сам рассеку деревянный клинок об острую сталь.
Вместе с тем я не могу атаковать долом, снижается аэродинамика меча да и такие удары практически бесполезные. Именно это вынуждает меня постоянно перехватывать меч, вращать в руках рукоятку.
Наконец Глеб пропускает удар. Деревянное лезвие врезается в его плечо и хрустит. Будь у меня в руках настоящий меч, сейчас пришлось бы вызывать целителя.
Бойцы с диким интересом наблюдают за поединком. Они не кричат и не свистят, но мимикой и сдержанными жестами явно дают понять, что болеют не за меня. Ожидаемо, на это и расчет. Такие, как они, понимают только силу и боевые возможности. Поэтому я и играю по этим правилам.
Легко схожу с дуги удара. Глеб недовольно рычит и пыхтит. Он злится, что не может меня победить. Атакует более агрессивно. Защищаюсь небрежными ленивыми жестами, будто отгоняя муху. Единственное — меч долго не выдержит.
Следующий удар невероятно проворно парирую навершием меча. Буквально бью по долу меча. Сразу после — резкий выпад. Немного не дотягиваюсь, меч слишком легкий, у него другой центр массы.
Бойцы реагируют на спарринг все активнее. Не зря я старался.
Резво ухожу в глухую оборону. Медлю, приходиться защищаться от меча, как попало. Выставляю вперед клинок, но меч обходит его и мчится в меня. Лишь в последний момент, доворачивая плечами, кистями и всем корпусом, подставляю навершие.
Глеб это замечает, хмурится и с дикой силой выкручивает клинок. Лезвие врезается в рукоятку меча. Резво отдергиваю левую руку, иначе бы заработал глубокую рану.
Что же, после этого мощного удара я могу держать рукоять лишь правой рукой. Левую грациозно отвожу за спину, вот только в правой у меня не шпага и не рапира. Приходится импровизировать.
Сражаться становится сложнее. Чаще уворачиваюсь, чем парирую, но вскоре перестает получаться и это. Ухожу в глухую активную оборону. Деревяшка летает передо мной и спасает от кусачей железки. Щепки летят в разные стороны.
В какой-то момент деревянный меч практически становится бесполезным. Понимаю, что по канонам драматургии, самое время дожать, а затем закончить взрывным финалом.
Специально подставляю так меч, что острое лезвие
В одно мгновенье выкидываю из головы лишние мысли. Переключаюсь в боевой транс. Прикладываю силы вовсе не для того, чтобы разогнать это состояние. Наоборот — сдержать! Мне ведь не нужен мертвый боец, а это легко. Победить его и не покалечить — вот что сложнее.
И ни слова о том, что я поддавался. Лишь разминался, потому что без разминки легко бы уделал бойца или, что тоже вероятно, сломал меч в первую секунду.
Глеб будто бы замедлился. Теперь защищаюсь от его ударов с еще большой легкостью, а ведь меч стал короче. Он атакует и не понимает, что произошло. Я бы, на его месте, тоже не понимал.
Прежде инициатива была за ним, а теперь вся полностью, без остатка, за мной. Самое главное, что бойцы видят мое бедственное положение. Но даже не подозревают, что потеряв часть рукоятки, я лишь пожертвовал пешкой. Оставшись без острия — распрощался с ладьей и ничего больше.
Лицо Глеба, когда он уходит в глухую оборону, бесценное. Парень хмурится, морщит лоб и нос, никак не может понять, в чем же дело. А ему и не надо, до финала не так уж далеко.
Ловким финтом заставляю его направить меч туда, куда мне нужно. Тут же бью по нему — раз и два. Он вылетает из рук, в один рывок оказываюсь за спиной парня, а меч, острыми осколками, направляю ему в шею. Появляется пара капель крови, которые стекают по шее вниз.
— Сдаюсь! Сдаюсь! — громко кричит он.
Я бросаю меч под ноги бойцов, теперь он похож просто на сломанную детскую игрушку. Громко говорю, постепенно выходя из легкой формы боевого транса:
— Неважно, какое оружие в твоих руках! Важно, как ты его используешь! И по-моему, вы об этом забыли!
Бойцы молча смотрят на меня, крайне внимательно слушают. Глеб до сих пор не верит в происходящее, то и дело поглядывает на деревянный меч таким взглядом, будто ждет, что с него спадет магическая маскировка и он превратится в легендарное стихийное оружие.
— Монстры в Подземелье не будут спрашивать, какое оружие ты предпочитаешь! Они с радостью вцепятся в глотку любому!
Я произнес еще пару, как по мне, излишне пафосных, но крайней мотивирующих и вдохновляющих фраз. Именно в такой момент, когда, казалось бы, Давид победил Голиафа, они имели самый мощный эффект.
По лицам парней видел, что отношение ко мне поменялось. Разумеется, они еще не прониклись ко мне таким уважением, как к кому-то из моих старших братьев, а уж тем более — к отцу, однако результат есть. Больше мне им ничего не придется доказывать. Работая на меня, парни сами поймут, чего стоит их господин.
Ну и главное я показал, что несмотря на то, что мое духовное оружие молот — управлять мечом я умею получше них.
— Роман Иванович! — крикнул кто-то из них.
Я обернулся и увидел Глеба, который хитро улыбался.