Кузнечик
Шрифт:
– Давай вернемся к нашим заботам. Пробегись-ка по матчасти, как положено.
– Так точно! – с энтузиазмом ответил Тихон, предвосхищая ожидающее его путешествие, и начал перечислять заученные правила, отстукивая каждое ударом руки по столу. – Р-раз. Нельзя вмешиваться. Можно только наблюдать. Д-два. В прямой и непосредственный контакт ни с кем вступать нельзя. Исключительные ситуации возможны только в убежище. Т-три. С собой из прошлого общаться – также ни в коем случае. Ч-четыре. Носить только форменную маскировку. П-пять. Не вести записи ни в каком виде, не брать никакие
– Четко. Даю добро!
Коллеги пожали руки. Начальник нажал кнопки в одному ему известной последовательности на панели за своим столом – ввел код. Далее тот произнес требуемый от него бессмысленный на первый взгляд набор слов в микрофон, медленно повертел головой во всех плоскостях перед предметом, похожим на маленькую камеру на ножке, которая у него была тут же на столе – биометрия.
Потом начальник встал и молча покинул кабинет.
Спустя минуту после того, как за начальником закрылась дверь, Тихон зашел в специальную кабинку в углу и нажал на кнопку внутри.
Часть 2
1
Тихон лишился родителей, когда ему было двенадцать.
Сейчас события того вечера всплывали в голове лишь в самом общем виде. Он запомнил их, как некое описание обстановки, которое, как он полагал, осталось с ним, скорее, по рассказам других людей об имевших место событиях.
Помнил он и отдельные вырванные эпизоды, общую картину из которых мог составить только взрослый человек. Для ребенка все происходило очень быстро.
Вот эти воспоминания точно были его собственными: метрах в ста от него едут отец с матерью на их развалюхе-копейке, папа резко поворачивает голову вправо, и уже через мгновение выкручивает руль в противоположную сторону. Автомобиль напрыгивает на встречную полосу, где просто стирается мчащимся по встречке самосвалом.
Это в кино – эффектные взрывы. Здесь все выглядело так, будто поезд сбил снеговика и тот просто разлетелся на мелкие куски, так, что через секунду уже и не вспомнить, как выглядело целое.
Дальше он помнил себя сидящим в отделении полиции, куда за ним пришли какие-то люди и буквально к вечеру отвезли в детский дом, раз никаких родственников у Тихона не было. Нигде. Он остался совсем один в этом большом, и особенно – для ребенка, мире.
Когда тебе не с чем сравнивать, то и происходящее с тобой ты воспринимаешь с одной лишь точки зрения, и как данность. Не задумываешься, что у кого-то жизнь может быть совсем иной, что твоя – ненормальна.
Заботой со стороны взрослых он был обделен, и детдомовские ребята отзывчивостью не отличались. Несмотря на это он рос понимающим внимательным мальчиком.
Развлечениями их, естественно, не баловали. Поэтому он выбрал для себя единственное возможное занятие, которое отнимало больше всего времени, – времени, когда можно не отвлекаться
Их возили в обычную государственную школу. Конечно, со специальным уклоном, где занимались проблемными детьми и семьями. И Тихон не мог никак взять в толк, почему система выстроена такой жестокой. Разве же он был проблемным? Почему его, вслед за потерей родителей, лишили еще и права быть нормальным, общаться с такими «нормальными», каким он был, пока у него не умерли мама с папой? Зачем было выделять его положение так явно не только для него самого, но и для общества? Целая школа детей с особенными обстоятельствами. Хорошо, хоть, с планеты не изгнали.
Хотя, может, лучше бы и изгнали, чтобы такие, как он, могли свободно разгуливать рядом с себе подобными по поверхности Марса, а не передвигаться под конвоем два раза в день. Вот еще наблюдение: обычных детей тоже в школу часто отводят родители, но при этом такие дети не чувствуют себя подконвойными. Разница в том, что в семье в таком случае забота проявляется о ребенке, а в случае с детдомовскими – об административном интересе. Вдруг, выкинешь что, и директора с работы погонят.
Такая внезапно обрушившаяся самостоятельность толкала не только к депрессии, но в некоторых случаях и к глубоким размышлениям с элементами пристальных самокопаний.
Срабатывает по тому же принципу, как и обучение плаванию путем выбрасывания ребенка в открытый водоем. Предполагается, что он как-то сам по себе поборет страх и на подсознательном уровне вспомнит, как парил не то, что у мамы в околоплодных водах, но и даже в первичном бульоне: вроде как, все мы, на самом деле, произошли от рыб.
Но человек – существо социальное. И время, проведенное в детском доме, для Тихона было временем суровой депривации. От тепла заботливых людей. От возможностей, которые предоставляет маленькому человеку социум, если ему повезло не оказаться в такой незавидной ситуации.
И нечего потом удивляться, что по выходу из детских домов так много выпускников оказываются неприспособленными для, так называемой, обычной жизни. Ведь общество не воспитывает их все эти годы, а охраняет себя от них самих высокими заборами. Никогда по-настоящему к себе не допускает, а лишь создает внутри этого мирка проекции институтов, лишь копирующих жизнь вовне.
В детдоме была небольшая библиотека, куда, как он понял потом, привозил книги один коммерческий банк, у которого это детское учреждение было под патронажем. Поэтому там встречались довольно любопытные экземпляры литературы, местами не совсем подходящей по возрасту и кругозору местным детям.
Но Тихон не пасовал. И пытался разбираться во всем. Возможно, поэтому в свои юные годы он знал о жизни вовне гораздо больше своих сверстников. Хоть это и были книжные знания, но все уж лучше, чем собственный вынужденно-скудный опыт.
В библиотеке он впервые и познакомился с сочинениями фантастов-классиков. Во многих из них центровой, либо, как минимум, периферийной, была идея путешествия во времени. Тихон сразу уловил суть, понял, почему этой концепции уделяется так много внимания.