Кузнечики [=Саранча]
Шрифт:
Дада: Фредди!
Дада почти шепчет.
Дада: Не надо при отце.
Фредди: Он все равно ничего не понимает.
Дада: Папа, поешь немного.
Йович не реагирует.
Фредди: У меня есть одна особа в больнице.
Дада: Давай, смотри, как вкусно.
Фредди: Мне сейчас надо с ней подружиться, чтобы стать красивым. Она обещала, что сделает мне все бесплатно перед моим отпуском.
Дада: Папа, давай…
Дада вилкой берет немного еды, подносит отцу, как ребенку, который неспособен есть сам. Йович издает какой-то приглушенный, невнятный звук. Просто начинает реветь на дочь. Она немного пугается. Потом жалуется брату.
Дада: Он ничего не ел.
Фредди: И что?
Дада: Как это «что»? Я беспокоюсь!
Фредди: А, ты беспокоишься? Ты видишься с ним раз в три месяца, как на fashion-week, и еще беспокоишься?
Дада ничего не говорит. Только встает.
Фредди: Когда я рядом, он никогда не ест. Может, думает, что это я готовлю, и ему это противно.
Дада: Серьезно?
Фредди кивает головой.
Дада: А там, в своем доме… там он ест?
Фредди: Сестры говорять, что плохо.
Дада: Но он не похудел.
Фредди: Ты же тоже не похудела, а тоже ничего не ешь.
Дада: Знаешь, что? Это просто некрасиво.
Дада опускает голову, смотрит на свой живот. Фредди это умиляет. Хотя ему, конечно, все равно.
Фредди: Хорошо, Дада, Дадочка! Сестричка!
Фредди берет Даду за подбородок, поднимает ей голову. Она улыбается. И он улыбается. Если бы эти два человека так не нажимали на слова, можно было бы подумать, что мы наблюдаем за детьми.
Фредди: Ну, давай, улыбнись брательнику… Вот так…
Дада: «Брательнику»… Какое дурацкое слово…
Дада все же улыбается.
Фредди: А теперь посмотри, какой у братика есть дружок…
Фредди
Дада: Фрееееееее-ддиииии! Как ты можешь? Как ты можешь так говорить?! Еще и при отце?
Фредди: Да я же говорю тебе, что он ничего не понимает.
Дада: Понимает.
Фредди: Не понимает. Пойми, у него нет мозгов. Они отключены.
Дада: Как это отключены? Кто их отключил? Что ты говоришь?
Фредди: Не знаю, кто. Лично я сомневаюсь, что это папуля сам сделал. Нажал на выключатель и все.
Дада: Ладно, хватит…
Фредди: Ты не веришь? Ты действительно все еще не веришь? Я же врач, я знаю.
Дада: Ты дерматолог, а не терапевт…
Фредди: Я и венеролог, а что? Я все же врач и знаю, что говорю. У папули просто уехала крыша!
Дада: Это глупости.
Дада притворяется, что удивлена. Она всегда притворяется, чтобы ни делала.
Фредди: Что? Не веришь? Ты типа не веришь? То есть ты типа заботишься и сейчас ты типа не веришь? Ладно, сейчас сама увидишь.
Фредди оборачивается к отцу. Он говорит громко и чуть медленнее, как будто бы Йович глухой.
Фредди: Папа, папочка, я хочу тебе кое-что сказать. Я, чтоб ты знал, гомосуксуалист…
Дада: Фредди!!!
Фредди: Дада, подожди, пожалуйста. Ты хотела увидеть, сейчас увидишь. Значит, папа, я тебе сейчас говорю, что я трахаюсь с мужиками. Понимаешь, каждый день. И ты бы сейчас, если бы был нормальным, как раньше, ты бы сейчас встал и убил бы меня. Вот здесь, на моей терассе. Ты бы задушил меня голыми руками, как когда-то мне и обещал. Но поскольку ты сейчас меня не понимаешь, поскольку твой мозг вообще больше не работает… То есть, я имею в виду, легкие работают, сердце работает, мочевой пузырь работает, а мозг не работает, твою мать. И поскольку он не работает, ты мне сейчас ничего не сделаешь. Я имею в виду, ты меня, твою мать, не убьешь.
Фредди когда произносит ругательства, мат, как-то умудряется их смягчать. То есть «твою мать» звучит как «значит», а «значит», как «извини». Попробуйте подменить. Фредди в конце концов замолкает, и Дада молчит, и отец молчит, вообще не реагирует. Он неподвижно смотрит куда-то вдаль. Иногда он как-то фыркает, и это все. Он действительно ведет себя как полоумный. Через какое-то время Фредди заключает.
Фредди: Видишь.