Кузнецов против абвера
Шрифт:
Осенью беспокойного 1918 года Ника начал учиться в Зырянской начальной школе. Мальчик сразу обнаружил способности к учебе. Учителя удивлялись его старательности, дисциплинированности и опрятности.
А вот воспоминание родственницы Л.В. Кузнецовой: «Приехала я в Зырянку к мужу в 1918 году. Присмотрелась к деревенским ребятишкам. Мне как-то сразу понравились дети Ивана Павловича и Анны Петровны. Жили мы тогда через один дом от них, и нельзя было не заметить, как умно
После успешного окончания трехлетки в Зырянке и четвертого класса в селе Балаир родители, заботясь о новом образовательном уровне сына, направили Никошу в семилетнюю школу, расположенную за 25 верст от родной деревни, – в поселок Талицу, который в 1940-е годы стал городом. В этом будущем городе было две достопримечательности: клуб, где Ника впервые посмотрел кинофильм «Броненосец «Потемкин», и Талицкий лесотехнический техникум – ТЛТ.
Учился Ника успешно и прилежно, с усердием постигал дисциплины. Вот как его характеризовали учителя. Завуч Талицкой школы А.З. Снегирева: «Новичок – собранный мальчик, с большими задатками, подготовлен для учебы хорошо, при живости характера на удивление внимателен».
Хорошей подготовкой к семилетке он был обязан, конечно, старшей сестре Агафье – учительнице начальных классов.
А преподаватель математики В.М. Углов так отметил Никанора Ивановича Кузнецова: «Мне казалось, что он из семьи кадровых военных. Об этом говорила его выправка. Постоянная собранность – типичная черта Ники Кузнецова. Вот таким он и остался в моей памяти».
Ника участвовал в школьном драмкружке и сыграл в одном из фрагментов пьесы Константина Тренева «Любовь Яровая» в разное время двух антиподов – комиссара Кошкина и поручика Ярового. Сыграл так, что многие удивлялись его перевоплощению. Не эта ли способность в дальнейшем помогла ему успешно выступать в ролях советского авиатора Рудольфа Шмидта и пехотного офицера вермахта Пауля Зиберта. Никоша был завсегдатаем городской читальни и пользователем местной библиотеки – читал много и с огромным интересом. Буквально зачитывался «Северными рассказами» Джека Лондона.
Кузнецова всегда влекло к новизне. Он быстро усвоил игру на гармошке и балалайке. У него оказались хороший слух, крепкая память и приятный голос. Любил рыбалку, хорошо плавал, постоянно занимался на турнике – гимнастической перекладине. Пытался даже заниматься изучением эсперанто. Пытливый ум заставил узнать, что родоначальником этого языка был варшавский лингвист и окулист Людвиг Маркович Заменгоф, который после десяти лет напряженной работы в 1887 году торжественно объявил себя создателем международного «разговорника».
Как-то в конце января 1924 года он в жгучий мороз прибежал из школы домой. Страна в эти дни оплакивала смерть вождя – Владимира Ильича Ленина. Его кончина так потрясла впечатлительного мальчика, что он решил это горе разделить в семье. Здесь же он прочел стихотворение, которое начиналось такими строками:
Налетела вьюга сгоряча,Под деревней выла у околиц,А в избе о смерти ИльичаГоворил приезжий комсомолец…И вот радость – 23 июня 1926 года закончилась семилетка! В те годы семь классов – это был достаточно высокий уровень образования не только в глубинке. Николай сразу же решил учиться дальше, поступив в ТЛТ. Но его отсеяли – из 200 поступавших на 25 мест взяли только
Паспортов тогда крестьянам не выдавали, но Коля его получил, обучаясь на агрономическом отделении Тюменского сельскохозяйственного техникума. Здесь он нашел кружок эсперантистов и продолжил заниматься этим языком. Однако пройдет немного времени, и эсперанто в СССР запретят как чуждое социальное явление.
11 декабря 1926 года Кузнецов был принят кандидатом в члены ВЛКСМ сроком на полтора года. Надо отметить, что марксистско-ленинскую идеологию Кузнецов принял как единственно верную, поэтому коммунисты и комсомольцы были для него самыми правильными людьми. Они всегда откликались на призывы в тяжелое для Отечества время. Для него это были люди высокого полета.
В этой цельности, скажет о Кузнецове писатель Теодор Гладков, была сила поколения, в том же скрывалась его будущая трагедия. Миллионы комсомольцев 1920-х – 1930-х годов были воспитаны так же, как Ника Кузнецов. Они в массе своей были кристально чистыми и честными людьми, по первому зову партии шли не только укреплять военно-воздушный и военно-морской флот, строить Комсомольск-на-Амуре и московское метро, возводить Днепрогэс, но и, увы, крушить храм Христа Спасителя в Москве и церкви по всей матушке России.
Одинаково не задумываясь, они шли под кулацкие обрезы и реквизировали хлеб у тех, кто взрастил его собственным, до седьмого пота трудом. Ника видел с близкого расстояния этот труд на примере своего отца, которому так завидовали некоторые бездельники села.
А они, эти восторженные и наивные, бескорыстные и бескомпромиссные, смелые и яркие юноши и девушки, порушили едва ли не до основания то, что народ строил веками. Вместе с тем они же приняли на себя всю страшную, неподъемную тяжесть неожиданно нагрянувшей Великой Отечественной войны. Говоря словами Михаила Лермонтова:
Да, были люди в наше время,Могучее, лихое племя: богатыри – не вы.Плохая им досталась доля:Немногие вернулись с поля…Немногие сверстники Николая Кузнецова вернулись с полей брани Великой Отечественной войны, как не вернулся с не менее опасного сражения на тайном фронте и сам герой нашего повествования.
Другой поэт, тогда еще неведомый Кузнецову, его современник и будущий однополчанин из судоплатовской когорты – ОМСБОН, Семен Гудзенко напишет иначе:
Нас не надо жалеть,Ведь и мы никого б не жалели.Мы пред нашим комбатом,Как пред Господом Богом, чисты.На живых порыжелиОт крови и глины шинели,На могилах у мертвыхРасцвели голубые цветы…Из-за смерти отца Никанор решает бросить техникум в Тюмени и перебраться поближе к Зырянке, чтобы помогать на правах старшего мужика в семье по хозяйству. Но мать запротестовала и попросила продолжить учиться. И тут решительный Кузнецов договаривается с администрацией техникума, получает разрешение на отчисление его в связи с семейными обстоятельствами и успешно поступает в лесотехнический техникум (ТЛТ) в Талице – ближе к отчему дому, к той Малой Родине, писавшейся им в любом письме родителям с заглавных букв.