Кузница души
Шрифт:
— Какой у нас выбор? — спросил Рейстлин.
Карамон поерзал на стуле.
— Ну, мы отказались идти с Кит… — Он позволил концу фразы повиснуть в воздухе, надеясь, что его брат может передумать.
— Да, отказались, — сказал Рейстлин, давая понять, что это окончательно.
Карамон прочистил горло и продолжил:
— Леди Светлый Меч предложила принять нас в семью, приютить нас.
— Леди Светлый Меч, — протянул Рейстлин со смешком.
— Она жена соламнийского рыцаря, — заметил Карамон, защищаясь.
— Так
— Перестань, Рейст! — Карамону нравилась Анна Светлый Меч, которая всегда была добра к нему. — Она показывала мне книгу с их родовым гербом. И она ведет себя, как благородная дама, Рейст.
— Откуда тебе знать, как себя ведут благородные дамы, братец?
Карамон подумал над этим.
— Ну, она ведет себя так, как, я думаю, вела бы себя благородная дама. Как дамы из тех историй…
Он не договорил, но оба брата докончили про себя: из тех историй, которые рассказывала нам мать. Говорить о ней вслух означало пробудить ее дух, который все еще оставался в доме.
Джилон, в то же время, покинул дом. Он никогда не жил здесь на самом деле, и оставил после себя зыбкие, неясные и добрые воспоминания. Карамон тосковал по отцу, но уже Рейстлину приходилось напрягаться, чтобы вспомнить, что Джилона больше нет.
— Я не прихожу в восторг при мысли о том, что Стурм Светлый Меч станет нашим братом, — сказал Рейстлин. — Господин Моя–Честь–Моя–Жизнь. Такой напыщенный и самодовольный, вечно кичится своим благородством, выставляя его напоказ. Меня от этого уже тошнит.
— Ну, Стурм не всегда такой, — сказал Карамон. — И к тому же ему пришлось нелегко. По крайней мере мы знаем, как погиб наш отец, — помрачнев, добавил он. — А Стурм даже не знает, жив или мертв его отец.
— Если ему не все равно, почему бы ему не отправиться на поиски правды? — раздраженно сказал Рейстлин. — Он достаточно взрослый.
— Он не может оставить свою мать. Он обещал отцу, что будет заботиться о ней, той ночью, когда они бежали, и он связан этим обещанием. Когда толпа собралась и штурмовала их замок…
— Замок! — фыркнул Рейстлин.
— …они едва спаслись. Отец Стурма послал его и его мать вместе с несколькими сопровождающими в Утеху. Он сказал им ехать сюда, и обещал, что присоединится к ним, когда сможет. После этого о нем никто не слышал.
— Рыцари, должно быть, как–то спровоцировали нападение. Люди не штурмуют хорошо укрепленные замки просто так, потому что им захотелось.
— Стурм говорил, что на севере, в Соламнии появились странные люди. Недобрые люди, которые только пускают злые слухи о рыцарях и сеют раздоры, они хотят вытеснить рыцарей из тех мест и захватить власть.
— И кто же эти неизвестные злодеи? — скептически спросил Рейстлин.
— Он не знает, но думает, что они как–то связаны с древними богами, — ответил Карамон, пожимая плечами.
— В самом деле? — Рейстлин внезапно задумался, вспомнив предложение Китиары, ее слова о могущественных богах.
Карамон пролил немного воды на стол, и теперь пытался с помощью ножа и вилки изменить направление течения маленького ручейка так, чтобы он не стекал на пол. Поглощенный этим занятием, он сказал, не смотря на своего брата:
— Я сказал «нет». Она не разрешила бы тебе продолжать учиться.
— О чем ты говоришь? — резко спросил Рейстлин, оторвавшись от своих размышлений. — Кто не разрешил бы мне учиться?
— Госпожа Светлый Меч.
— Она так сказала?
— Ага, — ответил Карамон. Он добавил к своим инструментам ложку. — Не то чтобы она имеет что–то против тебя, Рейст, — добавил он, видя, что узкое лицо брата принимает холодное отчужденное выражение. — Просто соламнийские рыцари считают, что магия неестественна, противна природе вещей. Они никогда не прибегают к помощи волшебников в битвах, так говорит Стурм. Волшебники недисциплинированны и слишком независимы.
— Мы предпочитаем думать своей головой, — сказал Рейстлин, — а не слепо слушаться приказов какого–нибудь командира–идиота, который может обладать мозгами, а может и не обладать. И все же говорят, — добавил он, — что Магиус сражался на стороне Хумы и был его ближайшим и лучшим другом.
— Я слышал о Хуме, — сказал Карамон, радуясь возможности сменить тему. — Стурм рассказывал мне легенды о нем и о том, как он когда–то сражался с Темной Королевой и изгнал всех драконов. Но я что–то не помню ничего об этом Магиусе.
— Несомненно, рыцари предпочитают забыть об этой части истории. Как Хума был одним из величайших воинов всех времен, так и Магиус был одним из величайших чародеев. Когда шла битва с войском Такхизис, Магиус был отрезан от Хумы и своих соратников. Волшебник сражался в одиночку, окруженный противником, пока у него, израненного и изнеможенного, больше не осталось сил для заклинаний. Это случилось в те времена, когда волшебники не имели права носить с собой никакого оружия, кроме своей магии. Магиуса взяли в плен живым и приволокли в лагерь Темной Королевы.
Они истязали и пытали его три дня и три ночи, пытаясь заставить его открыть местонахождение лагеря Хумы, чтобы они могли послать туда наемников с тыла и убить рыцаря. Магиус умер, так и не открыв им этого. Говорят, когда Хума получил известие о гибели Магиуса и узнал, как именно чародей умер, то так сильно горевал о друге, что его воины думали, что Хума умрет от горя сам.
И это Хума издал приказ о том, что волшебникам должно быть даровано право носить один небольшой кинжал, с тем чтобы использовать его как последнее средство защиты, если магия их подводит. Так мы делаем во имя Магиуса и по сей день.