Квадробер в законе
Шрифт:
– Пять минут до точки выхода, – доложил Хмырь, сверяясь с картой.
Я проверил время – до начала представления оставалось двадцать минут. Как раз успеваем занять позиции. Дед Пихто со своей командой отвлечет внимание, а мы... мы устроим «Волкам» незабываемый финал.
– Господа диверсанты, – я обернулся к группе, – приготовиться к выходу на сцену. И помните – это не репетиция. Права на второй дубль у нас не будет.
В темноте тоннеля тускло блеснули стволы оружия. Где-то наверху снова громыхнуло, и по стенам потекли струйки конденсата.
Мы заняли позиции в старых склепах – идеальное место для засады, если не обращать внимания на специфическое соседство. Через прицел ночного видения я наблюдал, как первые разведчики «Волков» скользят между могилами, проверяя территорию.
– Смотри-ка, даже бронежилеты новые, – шепнула Алина, устраиваясь у соседнего окна. – Видимо, последний налет на инкассаторов удался.
В наушнике раздался приглушенный голос деда Пихто:
– Якут начал свое представление. Похоже на генеральную репетицию Большого театра, только с более летальным составом.
Над кладбищем действительно разносились первые удары бубна – глухие, тяжелые, отдающиеся где-то в груди. Даже у меня, повидавшего всякое, от этих звуков шерсть вставала дыбом.
– Так, граждане участники несанкционированного мероприятия, – я собрал команду в относительно сухом углу склепа. – Напоминаю правила безопасности: стрелять четко, экономно и желательно в цель. Мы не в тире, патроны дорогие.
Бойцы едва заметно усмехнулись – немного черного юмора перед боем всегда помогает снять напряжение.
– Когда дед с Сарыг-оолом начнут свое шоу, – я показал на карте, – «Волки» будут смотреть туда. А мы... – я провел пальцем по линии нашей атаки, – мы им устроим культурную программу с другой стороны. Без антракта и поклонов.
Хмырь, притаившийся у входа, подал сигнал – на кладбище подтягивались основные силы противника. В прицел было видно, как они занимают позиции, готовясь к бою.
– И помните, – я оглядел свою команду, – сегодня мы закрываем старые счета. За Топтыгина, за наш район, за все то дерьмо, что они устроили. Никакой пощады – они ее не заслужили.
Удары бубна становились громче, к ним добавился низкий гортанный напев. По спине пробежал холодок – якут явно готовил что-то серьезное.
– Три минуты до начала, – прошептала Алина, проверяя магазин. – Как думаешь, старики справятся?
– Справятся, – усмехнулся я. – Дед еще под Парижем научился устраивать представления. А с якутом... с якутом мы разберемся по-своему. Без фокусов и спецэффектов.
Гром наверху звучал все чаще, словно небо аплодировало предстоящему спектаклю. Дождь усилился, барабаня по крышам склепов и превращая землю в скользкое месиво.
– Господа артисты трагического жанра, – я передернул затвор, – приготовиться к выходу. Занавес поднимается через две минуты. И да, – я позволил себе мрачную улыбку, – сегодня у нас постановка в стиле мрачного триллера. Только без длинных монологов перед
В наушнике щелкнуло – дед Пихто дал сигнал готовности. Где-то в тумане мелькнули тени – «Волки» заканчивали развертывание. Якут вывел особенно заунывную ноту, от которой зашлись истеричным лаем окрестные собаки.
Финальные приготовления были закончены. Оставалось только дождаться первого акта этой кровавой оперы. И устроить для наших «друзей» незабываемый финал.
В конце концов, как говорил один знакомый режиссер, главное в любом спектакле – это неожиданная развязка.
Глава 23. «Стрелка» на кладбище
Смоленское кладбище в этот поздний час напоминало декорацию к фильму ужасов – покосившиеся кресты терялись в мутной дымке, старые склепы горбились над землей как каменные стражи, а мокрые от начинающегося дождя надгробия тускло поблескивали в свете луны, изредка проглядывающей сквозь тяжелые тучи.
Через прицел ночного видения я наблюдал за тем, как якутский шаман Хуолинен готовится к своему выступлению. Высокий, жилистый, с длинными седыми волосами, собранными в косу, он возвышался над своим бубном как дирижер над оркестром. Его национальное одеяние, расшитое древними символами, намокло от мороси, но, казалось, шаман этого даже не замечал. Первые удары бубна прозвучали как погребальный колокол – глухие, тяжелые, отдающиеся где-то в костях.
– Похоже на репетицию самодеятельности в доме культуры, – прошептал я в рацию, чувствуя, как внутренний зверь беспокойно ворочается от этих звуков. – Только публика какая-то нервная.
– И прибывает, – голос деда Пихто в наушнике звучал напряженно. – С севера, востока... Лес словно оживает.
Старик не преувеличивал. Из темноты между деревьями появлялись тени – волки с горящими глазами, массивные медведи, какие-то более мелкие хищники. Все они двигались к кладбищу, подчиняясь ритму бубна. Капли дождя падали на их шкуры, но звери, казалось, находились в трансе, не замечая ничего вокруг.
Игнат Костолом наблюдал за происходящим с видом довольного режиссера на генеральной репетиции. Главарь «Волков» полностью оправдывал свою кличку – под два метра ростом, широкий как шкаф, с лицом, будто высеченным из гранита тупым зубилом. Его кожаная куртка поблескивала от дождя, а в глазах плясали опасные огоньки. Я знал этот взгляд – так смотрит хищник, уверенный в своей победе.
– Дед, – я переключился на закрытый канал, стряхивая капли воды с прицела, – как у вас обстановка?
– Разминаемся потихоньку, – старик хмыкнул, но в его голосе проскользнула какая-то тревожная нотка. – Сарыг-оол сегодня сам не свой. Все трубку курит, на луну смотрит. И молчит, как партизан на допросе.
Хуолинен поднял бубен над головой, и по кладбищу прокатился многоголосый рык – десятки глоток ответили на его призыв. Звук был такой, что даже вороны, обычно безразличные ко всему, с карканьем снялись с мокрых веток.