Квинканкс. Том 1
Шрифт:
Следуя за мной, он внезапно проговорил:
— Я вас заметил еще раньше. С час назад. Вы разглядывали ту гробницу.
Я обернулся, он осклабился:
— Ну да, я с ходу вас узнал, мастер Мелламфи.
Я не отозвался, он тоже ничего не добавил, и только в ризнице, подписав документ, который показал ему клерк, он вдруг обратил внимание на старый сундук, сдвинутый с обычного места.
— Чудное дело, мистер Эдваусон. Вот эта роза на сундуке. Такие я видел прежде всего два раза. — Он повернулся ко мне: — Одна была на той самой гробнице.
— О какой гробнице
— О той большой, под тисом.
Мистер Эдваусон, суетливо посыпавший пергамент промокательным песком, не обратил внимания на его слова.
— А вторая роза где была? — спросил я.
— Вот это как раз самое чудное. Она была на серебряной шкатулке вашей маменьки, мастер Мелламфи.
В его голосе слышалось странное торжество, и мне почудилось, что он намекает на свое участие во взломе и похищении шкатулки, поскольку ему вряд ли случалось бывать в комнате, где она хранилась.
Мистер Пимлотт вышел, а я взял копию у мистера Эдваусона, задумчиво на меня глядевшего. Я уплатил ему и спросил, не возьмется ли он передать Сьюки деньги, которые я вскоре для нее пришлю; он согласился.
— Мистер Эдваусон, — начал я. — Похоже, я могу оказать вам ответную услугу. Думается, молчать я не вправе: несколько лет назад, когда мистер Пимлотт служил у моей матери, наш дом был ограблен, и у меня есть все основания подозревать, что произошло это не без его участия.
— Да что вы говорите? — ужаснулся клерк. — Большое спасибо, мастер Мелламфи. Я буду помнить ваши слова.
Простившись с ним, я вернулся на кладбище; мистера Пимлотта уже не было видно. Разумеется, я направился к старинному склепу, вновь отодвинул плющ и найденным в траве камешком счистил немного мха. И точно: на центральной каменной плите показался выгравированный знакомый рисунок — видимо, его уже не первый год скрывала растительность. Но это была не одна четырех лепестковая роза, а пять, соединенных в узор, знакомый мне по лицевой стороне печати.
В хижине я отдал Сьюки копию, она бережно завернула ее в кусок мягкой кожи, вместе со своими накоплениями, и спрятала в соломе. Я хотел было поведать ей о встрече с мистером Пимлоттом и услышанном от него намеке, но подумал про Джоба и решил не будить печальные воспоминания.
Вечером, когда мы со Сьюки и детьми (тетушка пошла подежурить к больной соседке) сидели у очага и спокойно закусывали перед сном, в хижину вошел Гарри.
— Помнишь мастера Джонни? — нервно спросила его Сьюки.
Он взглянул на меня исподлобья:
— А, ну да. Помню-помню.
Усевшись перед огнем, он принялся есть, ожесточенно засовывая в рот полные ложки мучного заварного пудинга. Все молчали, пока Гарри не объявил вызывающе:
— На ночь я ухожу.
— Ох, Гарри, ради бога, не надо.
— Можно, я с тобой? — Джем облизал деревянную ложку.
Сьюки вздрогнула.
— Когда подрастешь и от тебя будет толк, — отрезал Гарри. Он поднялся: — Я пошел, мне нужно встретиться с другими в «Быке и глотке». Я возьму, Сьюки, шестипенсовик или два.
Сьюки глядела так виновато, что Гарри кинулся к тайнику,
— Ты не имела права. Это не только твои деньги, но и мои.
— Нет, Гарри, — мягко возразила она.
— И столько монет стоил этот кусок бумаги! — Гарри бросил на меня хмурый взгляд.
— Но, Гарри, ты сам не раз и не два повторял, что клочка бумаги хватило, чтобы отнять у нас общинные земли.
— Что верно, то верно. — Гарри, казалось, еще больше обозлился на Сьюки. — Тем более не нужно мешаться в такие дела. — Он смотрел на меня обличающим взором. — А говорила она вам, как Мампси заплатили за частный закон, который позволил им назначить их собственных уполномоченных, чтобы «честно все уладить»? Честно! В обмен на наши права мы всего только и получили, что кусок тощей земли в доброй миле отсюда; проку от нее не было, и пришлось продать ее за бесценок тем же Мампси.
Он подпрыгнул и пустился танцевать жигу, распевая мне в лицо:
Покаран будет тот злодей,Кто стащит с выгона гусей.Но тех, кто сгонит бедняка,Закон спасет наверняка.Дети вскочили с мест и пошли в пляс вокруг него, хлопая в ладоши и повторяя в такт фразы из песенки, меж тем как Сьюки тщетно пыталась их унять.
Тяжело дыша, Гарри застыл надо мной:
— Но хуже всего, что они не обрабатывают краденую землю, а пасут на ней скот, а потому большинство мужчин в округе сделались приходскими бедняками, а цена на рабочие руки упала ниже некуда. Я потерял место батрака в Мир-Бассетт оттого, что фермеру Тредголду куда дешевле было нанимать переходящего работника от прихода. А теперь я и сам переходящий работник. Смотритель торгует мной с аукциона, кто больше предложит, словно я черный раб какой-то. И стою я всего-то четыре или пять шиллингов в неделю.
— Это ужасно, — возмутился я. — Фермеры не должны быть такими жадными.
Гарри зло усмехнулся:
— Ну раз уж с других людей дерут налоги, чтобы заплатить работникам добавку к жалованью, то грех этим не воспользоваться. Я бы на их месте не упустил случая. По мне, так дают — бери, бьют — беги. — Помолчав, он с беспечной улыбкой продолжил: — Так я и делаю. Только нынче это ох как опасно, за пойманного в силок кролика можно схлопотать пожизненную ссылку.
— Не может быть!
Убрав с лица улыбку, Гарри зло спросил:
— Разве вы не знаете про нашего отца?
— Нет.
— Он попался на земле Мампси в капкан, приготовленный для людей. С раздробленной ногой пролежал ночь и большую часть дня. Будто лиса или крот какой. Ногу он потерял, а вдобавок его осудили и отправили на остров Норфолк, и он там умер от тюремной лихорадки.
Тут мне многое стало понятно, и я взволнованно обратился к Сьюки:
— Конечно! Так вот почему письмо шло к тебе так долго.
Она кивнула.
— Так не должно быть! — вскричал я.