Квинканкс. Том 2
Шрифт:
Спустя какое-то время — когда именно, определить я не мог — Фрэнк внезапно отпер дверь и кинул мне груду одеял, в которые я после его ухода завернулся. Мысли мои начинали путаться, и я переставал понимать, где нахожусь и что со мной происходит. Знал только, что попал в ловушку; и тут мне пришло в голову поднять шум — достаточный для того, чтобы привлечь внимание прохожих. Пока я, вцепившись в железные прутья, выкрикивал что-то через грязные оконные стекла, за которыми ничего не было видно, дверь вновь отворилась, и вошел отец Эммы.
— Умоляю, вызволите меня, — воскликнул я. — Они хотят меня убить.
Я вдруг заметил, что язык плохо меня слушается и что мне трудно на чем-то сосредоточить взгляд: лица вошедших расплывались передо мной бледными лунами, и я едва-едва различал их черты.
— Почему вы так говорите? — мягко спросил один из незнакомцев.
— Они хотят уморить меня голодом и холодом.
— Но разве ты не укрыт одеялами, Джон? — продолжал незнакомец. Он указал на поднос, который Фрэнк поставил на пол передо мной: — А это что, разве не еда?
Я попытался объяснить, что одеяла мне дали совсем недавно, но слова не выговаривались.
— Еда отравлена, — пробормотал я. — Я до нее не дотронусь.
— Ну-ну, без глупостей. Возьми хоть кусочек, — произнес мой так называемый дядюшка тоном, какого я от него еще не слыхивал.
— Не возьму, пока вы сами не попробуете.
Мистер Портьюс переглянулся со своими спутниками, те важно кивнули.
— Что ж, Джонни, отлично, — весело улыбнулся он. — Если это тебя успокоит, я докажу, что тебе ничего не грозит.
Он попробовал еду с ложечки, потом наполнил стакан и выпил.
— Ну да, конечно же, яду теперь здесь нет, — вскричал я.
Придвинув к себе тарелку, я стал жадно, будто голодный пес, поглощать съестное под внимательными взглядами незнакомцев.
— Итак, мастер Клоудир, — обратился ко мне доктор Алабастер.
— Не называйте меня так! — воскликнул я.
— Почему же нет? Разве это не ваше имя?
— Нет, мне оно ненавистно!
— Очень хорошо, Джон, — невозмутимо продолжал доктор Алабастер. — Присутствующие здесь джентльмены намерены задать тебе несколько вопросов. Ты готов на них ответить?
Я кивнул.
— Скажите нам, пожалуйста, — заговорил второй незнакомец, — кто вот этот джентльмен (он указал на отца Эммы) и как вы оказались в его доме?
— Говорят, будто он мой дядя, но я не уверен в этом. Как я сюда попал, тоже не знаю. Против меня составлен заговор. И уже давно — с того времени, как в наш дом вломились ночью, а я тогда был ребенком. Взломщик живет сейчас в недостроенном здании в Нарядных Домиках. Думаю, именно он меня сюда и доставил.
Я умолк: два незнакомца переглянулись, но их лиц я не мог различить — они представлялись мне смутными пятнами.
— У меня очень простой вопрос, — произнес первый незнакомец. — Скажите, пожалуйста, сколько получится, если к шести шиллингам
Голова у меня разламывалась, на ногах я едва держался и потому озадаченно протянул:
— Не знаю, сэр. Но я в своем уме. Знаю многое другое. Знаю, что вот это — стул, — я указал на него, — а вот это — человек, — я указал на Фрэнка.
— Он может отличить одно от другого, и только, — покачав головой, проговорил первый незнакомец.
— Полагаю, мы видели достаточно, — вмешался второй. — Ордер будет простой формальностью.
— Другого вывода я и не ожидал, — заметил доктор Алабастер.
— Надеюсь, мистер Портьюс, — продолжал второй незнакомец, — что вы не обойдетесь сурово с вашей служанкой. Она поступила так, как считала нужным.
— Не извольте беспокоиться, — ответил мистер Портьюс. — Думаю, я известен своим великодушием.
— Весьма кстати, — произнес первый незнакомец, — что вы оборудовали эту комнату, руководствуясь соображениями безопасности: решетка на окне, отсутствие очага гарантируют, что бедный мальчик не сбежит и не причинит себе вреда.
— Это вызвано крайне прискорбным обстоятельством, — ответил отец Эммы. — Именно здесь нам пришлось держать под замком моего бедного брата, отца этого мальчика. Сын унаследовал отцовский недуг.
— Нет, — закричал я. — Это было не так! Вы лжете! Или лгали раньше.
Незнакомцы, переглянувшись, покачали головами — и все вышли, оставив меня за запертой дверью. Так, значит, отсюда Питер Клоудир бежал в дом к моему дедушке!
Остаток дня и наступившая ночь вспоминаются мне прерывистой чередой состояний, которые нельзя было назвать ни сном, ни бодрствованием: сознание от меня то уходило, то возвращалось. К еде я больше не притрагивался, чувствовал нарастающую слабость и лихорадку.
Помню, что потом во тьме забытья в глаза мне вдруг ударил свет: меня схватили, завязали рот зловонной тряпкой и, чуть не вывернув руки из суставов, стиснули их так, что я не мог ими шевельнуть.
Меня подняли, пронесли через весь дом и впихнули в карету, где, совершенно беспомощный, я очутился между двумя сильными мужчинами. Карета двинулась с места, я забился в тисках и попытался крикнуть, но мне мешала повязка.
Тут меня ударили по голове, и послышался голос доктора Алабастера:
— Умолкни, Клоудир, не то хуже будет.
Я затих. Когда карета въехала на широкую, ярко освещенную улицу — по-видимому, Нью-роуд, я различил лицо доктора Алабастера, который с каменным выражением глядел в окошечко. Повернувшись к другому моему провожатому, сидевшему по другую сторону от меня, я с ужасом его узнал: это был тот самый верзила, прыгнувший в карету во время давней попытки Эммы меня похитить; позже он принимал участие в нападении на меня и матушку, когда мы возвращались из ломбарда!