Квинт Лициний 2
Шрифт:
- Это... Это сильное утверждение, - он внимательно посмотрел на меня.
– Как бы это вам, Андрей, сказать... Не надо его говорить здесь громко, да.
Я улыбнулся:
– Понимаю. Эта непознаваемая область - бальзам для теологии и мистицизма. А уж если вспомнить другие подвиги Гёделя... Он же работал бок о бок с Эйнштейном, на одной кафедре в Принстоне, был одним из немногих, кто тогда полностью разобрался в теории относительности. Так вот, он, разобравшись, доказал, что в рамках этих уравнений можно построить космологическую модель с замкнутым течением времени, где удаленное прошлое и удаленное будущее совпадают...
– Да... Хорошо сказано. О!
– он звучно хлопнул себя по лбу.
– Хех... Молодой человек! Ну, вы меня и запугали со своим Гёделем. Сразу и не сообразил... Ленин ведь говорил о непознаваемости материи. Как там... "Процесс человеческого познания бесконечен, как бесконечна вечно развивающаяся материя, поэтому человек не может выразить объективную истину сразу, целиком, абсолютно". Вот! Уф... Ладно, пошли, - он измерил взглядом оставшийся нам высокий пролет и решительно двинулся на приступ.
Наш путь закончился в огромном длинном зале. Высоченный, на два этажа, потолок. Вдоль стен, упираясь в идущую по кругу резную ограду внутреннего балкона, пристроились ярусы старинных книжных шкафов. Ряды таких же старых столов поперек зала взывали к солидности своими обтянутыми черной кожей столешницами. Неяркий свет приплюснутых светильников пробивался сквозь матированное зеленоватое стекло на раскрытые книги недетских форматов. Читальный зал, сердце библиотеки, был заполнен примерно наполовину.
– Алина, - директор БАНа подошел к женщине-регистратору, - оформите молодому человеку читательский билет. Бессрочный.
Он повернулся ко мне:
– Давайте, Андрей, дерзайте. Мой учитель часто повторял: "Батенька, жизнь слишком коротка, нужно спешить". Так что вы все делаете правильно. Удачи вам, терпения и характера, - он посмотрел куда-то сквозь меня и со вкусом сказал, - вечность... Эх, что вы, молодежь, можете в этом понимать...
Я провожал уходящего старика взглядом и думал, что зря, ох, зря я только что качнул информационный пакет про профессора Тер-Аванесяна. Вот зачем, зачем мне было знать, что через полтора года его сердце не выдержит?
Повернулся к женщине и, через силу улыбнувшись, представился:
– Соколов. Андрей Соколов.
Понедельник, 03 октября 1977, день
Москва, пл. Дзержинского
– Нет, ничего нового, - напоминающий добродушного бегемотика криминалист огорченно покачал головой, - чернила и бумага стандартные, почерк тот же. По микромаркировке - конверт куплен в центре города, в Невском районе. Микромаркировка тетрадных листов та же. Пыльцы нет, так и не сезон. Перхоти заметно меньше, так опять же - тепло еще, шапки не носим... В общем, дополнительных зацепок не появилось.
Жора огорченно вздохнул, поднимаясь со стула:
– Жаль, Лазарь Соломонович, очень жаль... Ну что ж, будем цедить сетями воду дальше, до посинения, пока не зацепим.
Бегемотик задумчиво погрыз дужку очков и, чуть поколебавшись, добавил:
– Мысль у меня тут, Жора,
Минцев скользнул на стул обратно и с укоризной заметил:
– Как вы могли, Лазарь Соломонович, даже на минуту представить себе, что я могу заниматься не важной работой?
– И, посерьезнев, добавил, - очень важная, очень, поверьте. И, полагаю, письма еще будут.
– Тогда смотрите, Жора... По конвертам, как мы поняли, в данном случае точно район не определить, ни по микромаркировке, ни по местам вбрасывания. Но и покупают их часто на ходу, в случайном месте. А вот баночку чернил, заметьте, обычно берут недалеко от дома, правильно? Вот вспомните, где вы обычно покупаете чернила?
– Хм...
– Жора наморщил лоб, припоминая.
– А ведь верно, я всегда в канцелярке около дома беру.
– Вот!
– палец-сарделька возделся к небу.
– А почему?
Минцев задумался, потом неуверенно предположил:
– Эээ... Чтоб уменьшить вероятность случайного расплескивания в портфеле?
– В точку! Именно! Флакончик не герметичен и, если потрясти, то пара капель может вытечь при неплотно закрытой крышке. А это - неприятно. И, заметьте, молодой человек, впрок чернила обычно не запасают. Сколько вы берете за раз? Один флакон? Два?
– Один, Лазарь Соломонович, один, - кивнул Жора.
– Вот! Почерк там высоконаработанный, а это значит, что пишет этот человек регулярно и в немалых объемах. Так что, скорее, за квартал флакон уходит, да...
– криминалист откинулся на спинку стула и, победно поглядев на Минцева, выложил, - я тут вспомнил байку, что мой учитель рассказывал. Якобы в 1934 году на семнадцатом съезде партии каждому делегату в чернильницу на его месте были налиты чернила с индивидуальным составом присадок. А после голосования по результатам экспертизы бюллетеней выявили тех, кто проголосовал против Сталина. Смотрите, Жора, а что, если попробовать сделать такие специальные партии чернил для Ленинграда и, заменив ими обычные, реализовывать в привязке к строго определенным кустам продаж, а?
Минцев, просекший идею в зародыше, восхищенно цокнул языком:
– Конгениально, Лазарь Соломонович! Определенно - конгениально! А над составом наш ОТО поколдует, им такое задание на один зуб.
– Да. И вот что еще важно при такой методике - подтверждение. Смотрите, как только появится первое письмо с мечеными чернилами, надо сразу заменить все партии на новые, с ранее не использовавшимися вариантами рецептур. И если потом придет письмо, написанное уже одним из этих новых вариантов, а куплен он будет все в том же кусте торговли, то можно считать, что мы нашли район проживания или работы интересанта.
– Золотой вы наш! Да Лазарь Соломонович!
– соловьем разлился Жора, - все, с меня кус сала, того, помните, что на майские у вас хорошо пошло?
– Ма-ла-дой человек, - огорченно всплеснул руками бегемотик, - какое сало? Да что вы такое говорите?!
– Ах, да, да...
– Жора дурашливо постучал себя по лбу, - совсем же ж забыл! Да, точно, вы ж тогда назвали его белой рыбой! Такая, отваренная моей бабушкой в луковой шелухе и фаршированная чесночком, угу. Из морозилки. Мы ее еще такими то-о-оненькими стружечками резали и на черный хлеб. И под водочку...