Квинт Лициний 2
Шрифт:
– Под капремонт или по очереди?
– уточнил я, сделав вид, что ничего не заметил.
– По очереди быстрее получилось. Почти пять лет отстояли, - пожаловалась она.
– И... Далеко?
– я еще раз встревоженно оглянулся на Ясю. Она, забавно морща нос, принюхивалась к ликеру.
"Да нет, не может быть, она с нами до десятого училась", - мелькнула мысль.
– На край света!
– горестно махнула тетя Дина рукой, - аж в Купчино. Зато отдельная, двухкомнатная.
"Точно, было, было!" - обрадовался
– Переводить из школы не будете, - сказал уверенно.
– Не хочется, - согласилась она, - да и Яся бузит... Говорит, что поездит полтора года.
– Все равно потом в институт ездить...
– заметил я, размышляя.
– Да, верно... Ладно, давай рецепт.
Я продиктовал. Женщины старательно законспектировали и бережно припрятали листки.
Потом Томина мама блаженно зажмурила глаза и сделала из рюмки еще глоток, а потом с обидой посмотрела на показавшееся дно. Я быстро наполнил по второй.
– Фантастика, - вздохнула она мечтательно, - даже не буду спрашивать откуда...
Я невольно напрягся.
– Не буду, не буду, - потрепала она меня по руке.
– Ладно, иди к девочкам, они заждались, даже не пьют без тебя. А мы скоро в кино уйдем, танцуйте.
Мы посидели за столом еще с полчаса. Дегустировали мелкими глотками ликер (и правда - удачно получился), перебрасывались шутками. В общем-то было весело, но, хоть мне и удалось овладеть под столом Томкиной ладошкой, расслабиться до конца так и не удавалось. Справа мою щеку периодически обжигал страдающий взгляд Зорьки, что переживала свою трагедию, но это была меньшая из проблем.
А вот большая сидела прямо напротив и, тренировки ради и тонуса для, вполне успешно флиртовала со мной без всяких слов. Кузя то грациозно изгибала точеную шейку и туманно улыбалась румяными губами, то медленно и томно заправляла выбившийся из прически локон, показывая внутреннюю сторону запястья. А когда мой взгляд сам собой застревал на ней, Наташа в изумлении взмахивала длинными, кокетливо изогнутыми ресницам, мол, "мальчик, что ты себе позволяешь?!".
И ведь никаких накладок из "соболя", черт побери, никакой завивки ресниц - все полностью естественно.
Да, лучше бы я ее посадил рядом с собой, а Тому напротив. Однозначно - было б легче, никаких внезапных приступов томления...
Но все проходит, и это тоже прошло. Мамы ополовинили вторую емкость и, повеселев еще больше, действительно ушли на сеанс.
Как только за ними закрылась дверь, мы заговорщицки переглянулись.
– Ну, - подытожил общее мнение Сёма, - разомнемся быстрыми для начала?
Расчищая место для плясок дружно придвинули стол к стене. Я поменял кассету, а Паштет решительно выключил свет.
– Fly, robin, fly...
– горячая мелодия легко легла на взбодренные алкоголем мозги, и полутьма зашевелила
Ничего, что страдальчески скрипит под ногами рассохшийся паркет. Ничего, что постепенно становится душно, а мы регулярно задеваем друг друга руками. Зато мы переживаем единство, ощущая присутствия себя в каждом, и каждого в себе. Под ритмичный инфразвук всплывают из глубин наследственной памяти сакральные танцы неолита, и на новомодное диско ложатся все те же хтонические движения, что метались тенями по стенам пещер еще до взрыва вулкана Тоба. Одна быстрая мелодия сменяет другую, и буквально за полчаса мы становимся потными и счастливыми.
– Уф!
– Зорька врубила свет.
– Открываем форточки, проветриваем. И пить, пить...
Трехлитровая кастрюля сладенького компота расходится за минуту.
Свет режет глаза, и по слегка замаслившимся взорам и мальчишек, и девчонок понятно, что пора переходить ко второму отделению.
Переворачиваю кассету на другую сторону и объявляю медленные танцы.
Тома скользит по мне выжидающим взглядом. Я указал глазами на именинницу, и Тома в ответ согласно прикрыла веки.
Гаснет свет. Джо Дассен торжествующе запел о вечной любви, и я шагнул к Ясе, приглашая на танец.
Первый куплет мы протанцевали в одиночестве, потом Паштет выдернул Иру, а Сёма, чуть поколебавшись, остановил свой выбор на Кузе. Две жертвы гендерного неравенства, Тома и Зорька, старательно не глядя друг на друга, подперли стены в противоположных концах комнаты.
– В синем углу ринга, в синих трусах, - хихикнула мне на ухо Яся, - Афанасьева Тамара, Советский Союз!
– Что, вот прямо в синих?
– улыбнулся я невольно.
– А вот не скажу, - Яська озорно показала язык, - должна же у вас хоть какая-то интрига сохраняться.
– Хулиганка, - одобрительно прижал я ее к себе. Прижал и тут же отпустил, не переходя грани приятельского потискивания.
– А что у нас с красными трусами?
– С красными трусами у нас не интересно, - она мотнула головой, отбрасывая челку набок.
– Тут за явным преимуществом, пора полотенце выкидывать.
– Хорошо бы...
– вздохнул я, разглядывая вытянувшуюся в струнку Зорьку, - а то и себя измаяла, и всех вокруг.
Мы сделали пол-оборота, и теперь на Зорьку посмотрела Яся.
– Как бы вот ей сказать...
– протянула в задумчивости, - слова подобрать... И настроение для слов...
– Ой, Ясь, не надо! Врагом станешь... У вас сейчас тяжелый возраст: уже готовы любить, но еще не готовы прощать.
Яся отстранилась и посмотрела на меня в изумлении. Потом покачала головой:
– Как ты быстро повзрослел... Моментом.
Я в досаде прикусил язык.
В молчании дотанцевали последний куплет и, расцепив руки, в молчании постояли друг напротив друга.