Кыш и Двапортфеля: Повести
Шрифт:
— Простите, а почему вы продаёте собаку, если, как вы говорите, она хороший сторож, умница, жрёт что попало и к тому же не имеет блох?
Хозяин пса немного смутился и хмуро сказал:
— Надо — покупай. Не надо — проходи. Уезжаю я.
Пёс вдруг вскочил и залаял на папу. Папа после этого погрустнел и сказал, когда мы отошли:
— Если бы у нас была собака и мы бы всей семьёй поехали в командировку, скажем, на полюс, — папа помахал рукой над головой, а потом показал под ноги, — или в Антарктику… я бы
— А вдруг они не взяли бы?
— В тот самый момент они перестали бы быть моими друзьями и родственниками.
— Правильно, — сказал я.
ГЛАВА 7
Конечно, на Птичьем рынке разных животных было меньше, чем в зоопарке, но зато я первый раз в жизни как следует рассмотрел острую мордочку ежа с зоркими глазёнками, намотал на руку безвредного желтопузика и увидел сиамских котов с голубыми глазами.
Я все время тянул папу пойти посмотреть канареек и волнистых попугайчиков, но он никак не хотел уходить с собачьей площадки.
— Давай купим щенка. Что же ходить и смотреть? — предложил я, ни капли не веря в то, что папа купит собаку.
Я предложил просто так. Мы с папой не раз просили у мамы разрешения привести домой собаку, но мама ни за что не разрешала. Она говорила, что щенок — это грязь, блохи, вечные заботы и огромная ответственность.
В ответ на мою просьбу папа молча на меня посмотрел долгим взглядом. Это означало, что он сам всё знает и понимает и нечего делать ему подсказки.
И мы продолжали ходить и смотреть на собак, которые от тоски даже не бросались на кошек. Да и сами кошки при виде унылых псов не шипели…
И вдруг сзади меня кто-то громко и радостно крикнул:
— Двапортфеля-а!
Я вздрогнул, но не обернулся. Мне не хотелось, чтобы папа и все люди на рынке узнали моё прозвище. Я зашел за папу, а кто-то ещё два раза крикнул, но уже совсем тихо. Наверное, подумал, что с кем-нибудь меня перепутал.
Немного погодя я выглянул из-за папы и увидел Тигру. Папа и мама уже строго отчитывали его за крик в общественном месте.
Тигра заметил, как я выглянул, и погрозил кулаком. За это его взяли за руки и повели дальше от собак.
Вдруг папа с силой дернул меня за руку. Мы очутились в толпе, окружавшей кого-то. Папе было тяжело. Он одной рукой тащил меня за собой, а другой — загребал так, словно боком плыл по Чёрному морю борясь с волнами.
Наконец, запыхавшись, папа пробился в первый ряд. Я задрал голову на человека в очень помятой шляпе. Он держал на руках собаку.
Шерсть у неё была, как у козлёнка, — длинная, серо-белая, волнистая, а нерасчёсанная чёлка закрывала глаза, и казалось, что собака спит. Но она не спала, потому что чёлка над глазами всё время вздрагивала.
Я цокнул языком.
Собака потянула носом, направленным прямо на меня, вскинула чёлку. И в это мгновение я успел взглянуть в блеснувшие на солнце, полные слёз собачьи глаза.
Не успев ни о чем подумать, я потянул папу за пиджак. Он нагнулся. Я сказал:
— Давай унесём его отсюда! Давай купим!
— Ты думаешь, это будет то самое необычное?
— Конечно! Ушли без собаки, а приходим с собакой. Мы с ней уже переглянулись. Давай быстрей, а то кто-нибудь другой захочет купить!
Папа сложил руки на груди и наморщил лоб. Он задумался.
У хозяина собаки то и дело спрашивали, сколько она стоит. Он коротко отвечал:
— Двадцать.
При этом глаза его как-то неприятно бегали по сторонам, и я подумал, что лучше бы не у собаки глаза были прикрыты чёлкой, а у него.
Услышав цену, многие, даже не торгуясь, выбирались из толпы. Я, не переставая, дёргал папу за пиджак. Наконец он спросил:
— Какой породы щенок?
— Помесь пуми — венгерской овчарки — с деревенской лайкой, — ответил хозяин.
— Разве деревенские лайки бывают?
— Раз бывают городские, значит, есть и деревенские, — сказал хозяин.
— Логично, — заметил папа. — А родословная и вообще документы на него у вас есть?
— Нет. Я вывез пса из Закарпатья. Если думаете, что он краденый, могу предъявить свой паспорт.
Хозяин полез в карман за документами.
— Я вам верю, — сказал папа. — Но родословная у него есть?
— По линии овчарки — прапрапрадед был чемпионом Австро-Венгрии. Фон Тюбинген-Млецки. А прапрапрабабушка — фон Заксенгузнер. По линии лайки никого из знаменитостей нет.
В толпе засмеялись. Я не понял, шутит хозяин или говорит серьёзно.
Какая-то старушка недовольно заметила:
— Расхваливает! Деньги большие запросил, а домой принесёшь и пожалеешь. То одно, то другое. А рынок — не магазин. Обратно не воротишь.
После этих слов какое-то помятое лицо хозяина задергалось, и он ехидно сказал старушке:
— К собаке прилагаются запчасти: лапы передняя и задняя, четыре клыка, хвост и дюжина блох.
Кроме меня и папы, все засмеялись, а старушка обиженно вышла из толпы.
— У меня есть вопросы, — сказал папа. — Возраст, имя, характер. Пожалуйста, без шуток.
— Полгода ему примерно. Ни на одно из имен не откликается. Да, да! Характер весёлый. Озорной. У меня не было времени его воспитывать.
— Понимаю, — сказал папа, посмотрев на опухший нос хозяина.
— Что ещё вас интересует? Причина продажи?
— Догадываюсь, — сказал папа, взъерошил и без того растрёпанного щенка, потрепал ему уши и пощупал нос.
«Покупай же! Покупай же!» — молил я про себя папу.