Кыш, пернатые!
Шрифт:
Тут она в ступор и впала: так страшно стало. Ловцы это! Понятно, для чего фургоны эти строительные.
– Да не смогли мы с Валентином Борисовичем поговорить. Пришли в гости, а его дома нет.
Ушёл Валька. Молодец! Как же ему удалось?
– Поэтому мы вас и потревожили. Очень хочется с ним пообщаться.
А ведь не улыбается уже, глаза прищурил, смотрит пристально.
Плевать! Валька сбежал, а мне бояться нечего. Ну, держись, улыбчивый. Сейчас я тебе такую дурку включу!..
– Что вы ко мне прицепились? – начала на визгливой ноте. – Откуда я знаю, где он?
– Тише, тише, Мария Николаевна! Ну зачем вы так… Мы как раз об этом и говорим – вам тяжело, Валентину Борисовичу тяжело с его недугом. Это ведь как болезнь. И он не один такой… Им всем помощь нужна. Кстати, он не рассказывал о своих друзьях?
Ага! Так вот тебе что надо!
– Мне только его дружков не хватает! Раньше шлялся, пил с ними! А теперь в дом приводить? Так, по-вашему? Пусть только попробует. Одного дармоеда не прокормить, так ещё и дружков?! Черти бы и его, и их забрали!
– Лёня, – подал голос тот, что стоял у окна, – кончай эту тряхомудию. Ничего она не скажет.
Подошёл, навис над ней, что есть мочи хлопнул ладонью по столу:
– Как нам его найти? Говори! Он же весь город на уши поставит – ты это понимаешь? Дети заиками станут, если увидят. Ну! Где он?
Сжалась. Испугал. Не криком испугал, взглядом, в котором ненависть плещется. Чего он их так ненавидит? Они же безобидные. Но и разозлилась – только и могут с бабами да с убогими воевать, силу свою показывать. Да пошёл ты!
Такая обида взяла – на жизнь эту неправильную, на мужа крылатого, на безденежье, на подступающую старость… – а тут ещё эти орут, требуют…
И слёзы в три ручья, и подвывать в голос.
Наплевать, про что они спрашивают, чего добиваются…
Себя жалеть, жизнь свою никчемную оплакивать.
Улыбчивый – запел, заюлил:
– Владимир Иванович, зачем вы так? Вот, расстроили Марию Николаевну… Ну не надо плакать! Сейчас мы вам водички организуем. Владимир Иванович, ты не сходишь? А мы пока с Марией Николаевной побеседуем. Да, Мария Николаевна?
– Господи, боже мой! Да что вы от меня хотите?
Встал из-за стола, заходил по комнате.
– Поймите, Мария Николаевна, мы ведь только добра желаем – не только вам с мужем, всем! Ведь что получается? Вы мучаетесь, Валентин Борисович мучается, люди напуганы происходящим. Мы – я имею в виду государство – хотим решить эту проблему. Давайте рассматривать состояние Валентина Борисовича как болезнь. Неизвестную новую болезнь. И он не один такой! Таких больных уже много. Вот мы и хотим облегчить жизнь таким больным. За городом уже созданы специальные санатории для крылатых людей. Там они могут свободно общаться друг с другом, а не сидеть запертыми в своих квартирах или летать по ночам, пугая людей. Да, не буду скрывать, ученые изучают этот феномен, разрабатываются специальные программы. Но ведь всегда необходимы меры предосторожности, пока не выявлена
– Ну… В общем…
– Вы должны нам помочь! Уговорить Валентина Борисовича встретиться с нами. Мы ему всё объясним – и про болезнь, и про лечение, и про санаторий. Мы хотим, чтобы вы были на нашей стороне. Поймите, Валентину Борисовичу там будет лучше. А вам насколько легче станет – только представьте! Ведь всю заботу о больных государство берёт на себя.
– А навещать его можно будет? Муж всё-таки… Двадцать лет вместе прожили.
– Конечно можно! О чём разговор?
– Очень вы всё складно излагаете, только от меня-то что зависит? Это ему решать.
– Ему, ему! Но чтобы он принял правильное решение, он должен поговорить с нами. Мы ему всё объясним, покажем санаторий. Он встретится с людьми, которые там живут, – и вот тогда пускай решает сам. Никто его неволить не будет.
– Ну хорошо. А я-то что должна делать?
– Вы должны сообщить нам, когда он вернётся. Просто позвонить нам – и всё!
Надо соглашаться. Может, отвяжутся?
– Ладно. Я согласна. Могу я теперь идти?
– Конечно, Мария Николаевна! Вот вам моя визитка – там номер телефона. Как говорится – в любое время дня и ночи. И еще… Небольшая формальность. Просто для учёта… – Достал из стола отпечатанный лист, придвинул вместе с ручкой. – Вот здесь – фамилию, имя, отчество. А здесь – подпись.
– Что это?
– Расписка, что вы обязуетесь сообщать информацию о месте пребывания крылатых людей. Я же говорю – пустая формальность. Вы же согласились со мной, что, образно говоря, им под крылом государства будет лучше?
Нет, не отвяжутся. Вцепятся – не стряхнуть. Ничего не меняется в нашем государстве. Какие к чертям демократия и гласность? Всё то же вранье и стукачество, как и раньше. Отодвинула листок.
– Ничего подписывать не буду. И говорить с вами больше не буду. Делайте, что хотите.
Посмотрела в глаза этому улыбчивому. И улыбнулась в ответ.
Глава пятая
Про то, как добирались, рассказывать не хочу. Та ещё песня с припевом!
Всё пошло наперекосяк. С самого начала.
Из-за того, что нас кто-то сдал, собраться толком не успели, хотя основное было приготовлено. Барахло лежало в гараже у этого худого Сергея, и моя кормилица там же стояла. Куда сложнее оказалось всем встретиться и договориться об отъезде.
Меня загнали на Лосинку, и я шатался по лесу, опасаясь каждого шороха, ждал, когда Маша объявится, найдет меня.
Машу помурыжили и отпустили, но топтуна приставили. Он не очень-то и скрывался. Она из дома, он следом – так и ходили парой. Как ей меня разыскать, если этот топтун прилип, точно банный лист? А Валерий Палыч звонит, торопит с отъездом. Ему тоже не сладко. Они с Ольгой у каких-то знакомых осели, и те уже косо поглядывают.
Маша у меня умная! Такой фортель выкинула! Знала, что я вечерами где-то поблизости ошиваюсь, жду её. Пошла в Лосинку, на нашу поляну, где меня обычно оставляла по ночам, когда летал. Топтун, естественно, следом.