Кыш-Пыш и армия Вия
Шрифт:
Хорошо, что в этот момент по близости не было прохожих и свидетелем всей сцены, был лишь скелета из витрины, который уж точно не мог никому ничего рассказать.
Львовский строго пожурил филина пальцем:
— Нельзя так пугать прохожих, Хугин.
— У-г-ф-ф-ф, он сам во всем виноват. — огрызнулся филин.
Услышав, во второй раз, как филин говорит на нормальном человеческом языке, старик тут же схватился за грудь и запракинув голову начал медленно оседать по стене вниз.
Никифор неодобрительно посмотрел на Львовского, с видом "Ох уж эти ваши штучки"
— Генрих Карлович, вам плохо?
В прошлый раз Генрих Карлович не узнал его. Честно говоря, Никифор сомневался, что старик узнает его и сегодня, но сейчас это было не самым важным. Судя по всему, старику неожиданно стало плохо.
Он побледнел и кожа его стала напоминать, высушенную на солнце, пергаментную бумага. Глаза закатились, губы посинели.
— Нужно вызвать врача. — обеспокоено сказал Львовский.
— А что разве у вас не найдется какого-нибудь подходящего на этот случай трюка. Щелкните пальцами и все готово. — Никифор намеревался съязвить, но Львовский принял его слова за чистую монету.
— У бедняги вот-вот случиться сердечный приступ. Здесь волшебство бессильно, нужен искусный лекарь.
— Волшебство, магия, а когда дело касается по настоящему серьезных вещей, разводите руками и уповаете на науку. — буркнул себе под нос Никифор, проверяя карманы больного.
— Что вы делаете? — спросил Львовский.
— Ищу какие-нибудь таблетки. Раз он вышел из аптеки, то должен иметь при себе лекарства.
Проведенное Никифором не сложное умозаключение тут же подтвердилось и в следующий момент, из внутреннего кармана пиджака Генриха Карловича он извлек плотно закрытый пузырек с пилюлями. Никифор откупорил пузырек зубами и вытряхнул на ладонь две пилюли. Лекарство он вложил в полуоткрытый рот Генриха Карловича.
— И все-таки, я бы предпочел обратиться за помощью к врачу — заявил Львовский.
— Пока мы найдем врача, будет уже поздно. А так, по крайней мере, у него есть шанс.
Ожидая когда подействует лекарство, Львовский подобрал с мостовой несколько листков бумаги, выпавших из портфеля старика. Это оказались чертежи неизвестного устройства. С интересом разглядывая их, Львовский произнес вслух:
— Очень любопытно, очень.
Заметив, что Львовский рассматривает чертежи, Никифор сказал:
— Это Генрих Карлович Архимедов профессор прикладной физике и механики, мой старый преподаватель из института. Я до сих пор, считаю его гением в области механики и конструирования.
— Надо понимать не без основания. — внимание Львовского остановилось на одном из чертежей, где были изображено что-то вроде рыцарских доспехов в разрезе.
Никифор успел разобрать только названия изобретения, написанное сверху над чертежом "Усовершенствованный бронированный скафандр — модель "Богатырь".
В этот момент, изобретатель подал, наконец, первые признаки жизни. Он открыл глаза и слабо пошевелил рукой, как будто искал что-то на тротуаре, рядом с собой.
— Мои бумаги, где они?
Львовский тут же собрал все чертежи в стопку и вложил их обратно в портфель. После чего передал портфель Никифору.
— С
Вместе с силами, к нему возвращалась и память.
— Здесь была птица, которая умела разговаривать по-человечески. Где она?
— Нет, вам показалось.
— Но я точно слышал. Многие считают меня выжившим из ума, чокнутым старикашкой, но я своими ушами слышал как она говорила. — Он достал из внутреннего кармана пиджака очки и прицепив их на нос, повертел головой по сторонам. Задержал свой взгляд на Львовском, он в ужасе выдохнул.
— Смотрите, вон, эта птица.
Чародей как и раньше держал филина у себя на руках, только теперь птица не казалась такой живой.
— Это всего лишь чучело. — миролюбиво пояснил Львовский.
Было заметно, что Генрих Карлович ему не поверил. Он подозрительно посмотрел на двоих незнакомцев и взявшись за портфель, встал с мостовой. Никифор попытался было помочь ему, но натолкнулся на еще более подозрительный взгляд старика:
— Что вам от меня надо? Если вы пришли за чертежами — он потряс перед ними своим портфелем — то знайте, что я не продаю свои изобретения. Особенно иностранным шпионам.
Теперь, Никифору стали понятно за кого именно их принял Генрих Карлович. Что вовсе не мудрено, учитывая внешний вид Львовского.
— Генрих Карлович, вы все не так поняли. Мы вовсе не шпионы как вы могли подумать — решительно начал Никифор — Мой друг… — и он указал на Львовского — Профессор Христофор Романович Львовский, действительно, недавно вернулся из Европы.
Генрих Карлович повнимательней посмотрел на Никифора.
— Теперь, я припоминаю, что уже где-то видел вас, молодой человек?
— Вы правы, Генрих Карлович. Последний раз мы виделись с вами на этом самом месте, только тогда я был очень занят и у меня не было времени вам все объяснить. Я Никифор Муромец, ваш давний студент. Сейчас, я служу в жандармском управлении и мой новый внешний вид не должен вас смущать. Считайте это очень искусным гримом. — Никифор выпалил все это на одном дыхании, не очень-то веря в то, что его старый институтский преподаватель поверит ему.
Старик помолчал минуту, видимо решая — шпионы они все таки или нет? Потом указал на птицу, так сильно напугавшую его и спросил.
— А ваша птица, она, действительно, умеет разговаривать? Это что какой-то хитроумный механизм?
Никифору пришлось согласиться, чтобы окончательно развеять подозрения старика.
— Что-то в этом роде.
— Я так и подумал — сказал старик с таким видом, словно, ему каждый день доводилось встречать, умеющих разговаривать, механических птиц.
При этом, сам филин неодобрительно покосился на Никифора. Ему явно не понравилось, что его приняли за механизм. Но так как Хугин был мудрой птицей, то воздержался от излишних комментариев. Иначе, профессору было бы трудно пояснить, откуда у механической птицы появились чувство гордости и собственного достоинства.