Кыся
Шрифт:
Вот уж точно, как выражался этот гад Пилипенко, пришел бы "пиздец Коту"!
Короче, этой мутноватой винно-водочной конторе для переправки кокаина за границу, нужен был опытный АВТОРИТЕТНЫЙ Водила, которого все таможни давно уже знают в лицо. Который двадцать с лишним лет катается туда-сюда и ни в чем предосудительном никогда замечен не был. Вот они и перекупили моего Водилу у его фирмы - дескать, машин у нас не хватает, не уступите ли своего нам на месячишко вместе с тягачом и фургоном? А мы вам хорошо заплатим.
Прав был Шура - у нас сейчас самая свободная страна
Итак, Лысый завязан в это дело по уши. Он только и ждет, чтобы мой Водила прошел немецкую таможню со своим грузом. А уж потом он (или ОНИ?) попытается перегрузить ту пачку с "фанерой" из нашей машины в свою. Или еще в чью-нибудь.
Если же таможня и ее вонючие собачки обнаружат кокаин в нашей машине - моему Водиле придется очень и очень кисло! Зато Лысый и его винно-водочно-кокаиновая фирма - в стороне. Убыток, наверняка, серьезный, зато голова на плечах.
Теперь, что могу сделать я? Ну, этих спецсобачек я целиком беру на себя. В гробу и в белых тапочках видал я этих шмакодявок! От меня доги шарахались. А дальше?..
Судя по тому, как строго Водила предупредил меня, чтобы я не околачивался в фургоне, ибо там груз, за который он привык отвечать головой, так просто он эту пачку "фанеры" с кокаином не отдаст никому... Значит...
Картинка вырисовывалась довольно смутная. Явно не хватало нескольких важных звеньев, чтобы попытаться просчитать всю ситуацию целиком... Кстати! А почему это все наши российские дальнорейсовые Водилы едут только туда и обратно, а моего Водилу запродали какому-то Сименсу на целый месяц?
В этой детали было что-то особо настораживающее, и для того, чтобы мне легче размышлялось, я вяло вспрыгнул с пассажирского сиденья на подвесную койку Водилы и прилег там за занавеской на аккуратно, по-армейски застеленную постель.
Шура когда-то часто вспоминал о своей службе в армии.
Тэ-эк-с... Значит... О чем это я?.. Что же я хотел сказать про Шуру? Или про постель? Нет... Про Водилу!..
Ох, черт, как я устал! Хоть бы один миг вот так полежать спокойно с прикрытыми глазами и ни о чем не думать...
Но как только я закрываю глаза, так сразу же передо мной...
* * *
...возникает пустынная широкая солнечная дорога.
И мы мчимся по этой дороге навстречу слепящему солнцу, а за рулем нашего грузовика сидит мой родной Шура Плоткин и, с искаженным от напряжения и горя лицом, кричит мне:
– Мартын! Мартынчик!.. Ну, сделай же что-нибудь! Ты разве не видишь, что он умирает?! Мартышка, миленький - помоги ему скорей! Я не могу остановиться!..
Я в ужасе оглядываюсь и на пассажирском сиденьи вижу нашего Водилу. Глаза у него
* * *
– Мартын, сволочь!!!
– со слезами кричит Шура.
– Сделай же что-нибудь!.. Он же погибает! Я не могу отпустить руль!.. Смотри, кто за нами гонится?!.
Я бросаю взгляд в боковое зеркало и вижу, что нас настигает грузовик Лысого! А рядом с Лысым сидит... Бармен с Рудольфом на руках! Господи! Они-то тут при чем?!
У Водилы из уголка рта стекает тоненькая струйка крови, капает на его джинсовую куртку.
Шура гонит машину вперед к блистающему солнечному диску и кричит мне сквозь рев мотора:
– Если он сейчас умрет - его же целый месяц никто даже искать не будет!!!. Все будут думать, что он где-то там работает на Сименса... Они его специально туда продали, чтобы иметь время замести следы!.. Это ты можешь понять?! Как же тебе это в голову не пришло, Мартын?!
Ах, вот оно что... Действительно, как же я это сам не дотумкал?.. Как хорошо, что Шура рядом... Но что же со мной-то происходит? Почему я в полном оцепенении сижу между Шурой и умирающим Водилой, и не могу пошевелить ни лапой, ни хвостом?!.
И тут, на моих глазах, Водила перестает дышать.
– Ну, что, дождался, бездарность?!
– в отчаянии кричит мне Шура и плачет, плачет...
– Он же тебя кормил!.. Он же тебе радовался - море показывал, в ночной бар водил!.. Он же тебя называл "Кысей"... А ты!.. Дерьмо ты, Мартын, а не "КЫСЯ"!!!
* * *
– Кыся... А, Кыся!.. Ну-ка, открой глазки. Ишь, заспался. Кушать пора.
Я открываю глаза. Передо мной - чистое, розовое, свежевыбритое улыбающееся лицо моего Водилы, пахнущего хорошим дешевым одеколоном. У Шуры Плоткина - точно такой же.
Значит, мне это все приснилось?!. Значит, Водила - жив! Вот счастье-то!..
И тут я вдруг, неожиданно для самого себя делаю то, чего никогда не делал с детства, с ушедших в далекое прошлое неразумных Котенкиных времен: я вспрыгиваю на широкое плечо Водилы, и ужасно неумело пытаясь мурлыкать, закрываю глаза от нежной радости и начинаю тереться мордой об наодеколоненную физиономию Водилы! Хотя, если честно признаться, запаха одеколона - не выношу.
– Ну, надо же, какая ласковая тварь!
– удивляется Водила.
– А поглядеть, и не скажешь... На-ка вот покушай, Кыся. Слезай, слезай с меня. Оголодал, небось? И с тетей познакомься. Дианой зовут. А это мой Кыся!..
Гляжу я на эту Диану и глазам своим не верю! Никакая это не "Диана", а самая обыкновенная Манька-поблядушка - судомойка из шашлычной Сурена Гургеновича! Я ее даже однажды со своим Шурой Плоткиным познакомил, и Шура ее трое суток драл, как сидорову козу! У нее в шашлычной отгулы были, так она из нашей тахты семьдесят два часа не вылезала...