«Л» – значит люди (сборник)
Шрифт:
Он пятился, а я шел, отжимая его к обочине, к обрыву, под которым лежал мертвый город. Пистолет был в моей руке, но это не играло никакой роли. Проводника не убьет падение или пуля. Его нельзя убить – он не человек. Его можно лишь увести в никуда. Он должен сопровождать, он не вправе отказаться. Это сущность, а не роль – быть Проводником.
– Мы слишком верили в тебя, чтобы любить и ненавидеть. Ты научил нас бегству, Проводник. Ты научил нас прятаться от мира, который мог измениться. Ты увел нас в волшебные сказки, в яркие сны. Ты
– Ты не понимаешь, чем это будет – такой уход. – Проводник вдруг улыбнулся. Он стоял на краю обрыва, отступать дальше было некуда. – Это не вечный покой и беспамятство – ты же не веришь в смерть. Это будет бесконечной темнотой… – Он сделал паузу. – …и вечным падением. В никуда, как ты хочешь. В бесконечность.
Я вдруг почувствовал, какой здесь ветер. На обочине дороги, на краю обрыва. Сколько метров – десять, двадцать? Ерунда. Падать бесконечно – как это? На что похоже? На вечный страх? Можно ли к нему привыкнуть? Ведь привыкают же к боли.
– Падать вместе с тобой? – спросил я.
Проводник кивнул. Страх его был настоящим. Таким же, как мой.
– Пойдем, Проводник. И не надо предлагать альтернатив. Не поможет.
– Знал, – вдруг проговорил он. – Всегда знал, что однажды так случится. Что придется провожать в вечность, в никуда.
– Это твоя суть.
Проводник медленно достал из сумки копию моего пистолета. Нацелил – прямо в грудь.
– Тебе приходилось убивать? – спросил я.
И Проводник ответил голосом Маленького Принца, беседующего со змеей:
– Да. Тех, для кого это было дорогой Отсюда. Но они не требовали их провожать.
– Идем, – сказал я. И пистолет в руках Проводника дернулся, выбрасывая желтый язычок пламени. Меня ударило в грудь, бросая с откоса, и пальцы сжались, заставляя мой пистолет ответить.
Город внизу вспыхнул желтыми огнями окон. Я падал, слыша, как затихает стук колес – то ли трамвая из прошлого, то ли поезда до станции «Мост». В небе пронеслись и угасли лиловые облака. Сомкнулась темнота, и в ней потонули звуки – то ли шорох рвущейся бумаги, то ли треск сминаемой кинопленки.
Остались лишь темнота и падение.
Я не боюсь темноты.
Есть один из стандартных вопросов, которые задают писателю – «как вы начали писать». И разумеется, у каждого писателя есть ответ (а иногда и несколько, в зависимости от аудитории) на этот вопрос.
Когда я отвечаю на этот вопрос, мне обычно не верят. Но я попробую рассказать еще раз.
Дело было вечером. Делать было нечего. Хотелось читать – но квартира, которую снимал я, восемнадцатилетний студент-первокурсник, книгами не изобиловала.
Тогда я взял общую тетрадку в клеточку (тетради
Хозяин дорог
Я шел по пустыне второй день. Солнце, огромное и белое, висело в небе, обрушивая удушливый зной. Пустая фляжка легонько хлопала по бедру, назойливым метрономом отсчитывая каждый шаг. Шоколад, которым я собирался пообедать, растаял, превратившись в липкую коричневую жижу в обертке из блестящей фольги и промасленной цветной бумаги.
Дорога лежала передо мной – ровная как зеркало, прямая как стрела, узкая, как прихожая малогабаритной квартиры…
Остановившись, я повторил всплывшие из подсознания слова. Прихожая… малогабаритной… квартиры…
Нет. Не помню. Не знаю.
Лишь обрывки образов – мелькающие где-то на грани реальности и фантазии: полутьма… теснота… спертый воздух…
Не помню.
Раскаленный бетон припекал ноги даже сквозь толстые подошвы армейских ботинок. Тоже слова из прошлого. Тоже слова без памяти. Но надо же как-то называть свои вещи: начиная от легкой куртки из непромокаемой ткани и кончая тонким и острым клинком в кожаных ножнах за спиной.
Бетонная лента среди желтого песка. Пять лет пути назад… И сколько еще впереди?
Во всяком случае, сейчас я видел впереди Оазис.
Зелень деревьев казалась такой ненатурально яркой, что я заподозрил морок. Но еще через полсотни шагов воздух наполнился запахом прохлады. Неуловимый, сотканный из дыхания влаги и аромата растущей в тени травы.
Морок редко бывает таким убедительным.
Я ускорил шаги. Дорога шла прямо через Оазис, и удобный ночлег был мне обеспечен. Но до заката необходимо обшарить всю рощицу – поохотиться, избавиться от излишне агрессивной живности…
Чтоб мне сбиться с Дороги!
Замерев на месте, я извлек из полупустого рюкзака бинокль. Подкрутил настройку.
Точно.
Почти под прямым углом к моей Дороге в Оазис вел еще один путь. Тоже бетонная лента, но не серая, как моя, а желтовато-бурая, почти незаметная на фоне песка. Это обещало много интересного.
И неприятного – тоже.
Поправив перевязь с мечом, я вновь зашагал вперед. Бинокль вернулся в рюкзак – в мягкие объятия одеял и чистой смены одежды.
Маленький песчаный вихрь вначале не привлек внимания. И лишь когда желтая, бешено крутящаяся воронка выкатилась на Дорогу впереди, я понял, в чем дело.