Лабиринт Данимиры
Шрифт:
— А нога где? — невольно спросила я, метнув взгляд на грубо вытесанную деревяшку, заменившую ногу и крепко упиравшуюся в дно лодки.
— Право, какие пустяки, — отмахнулся Сильвер. — Ногой больше, ногой меньше…
— Действительно, чего мелочиться, — согласилась я. — И птичке, наверно, так привычнее?
— Гармо-ония! — одобрил попугай.
Вдруг чёрная стена пришла в движение, вода вокруг корабля заволновалась, опасно закачалась и наша лодка. Я осознала, что парусник постепенно уходит под воду, и с тревогой посмотрела на Кайлеана, но он оставался невозмутим, только быстро обхватил меня за талию и притянул к себе, помогая удерживать
Как только мы очутились на борту, корабль как многотонный лифт плавно и стремительно поднялся из воды. На палубе уже выстроилась команда, загорелая до черноты и весьма живописная (серьги, банданы, шальвары, а также ятаганы, пистоли и прочие свирепые штуки, названия которых я не знала, присутствовали в изобилии). Очевидно, именно этих головорезов я совсем недавно наблюдала с моста в виде скромных тружеников речного хозяйства.
Сильвер повёл нас вдоль строя моряков, мерно стуча костылём о палубные доски, и каждый из команды почтительно кланялся… но стоило нам пройти, как за спиной немедленно начиналась какая-то восточная тарабарщина, в которой мелькали «зиба-зиба ханум», «хыльм хая» и совсем уж анекдотичное «вай, пэрсик».
Я обернулась.
Все они глазели, осклабившись самым зверским образом, игриво подмигивали мне, а некоторые даже целовали кончики своих пальцев в знак одобрения. Действо явственно отдавало уже знакомым фарсом, но вышло так забавно, что я невольно заулыбалась в ответ. Кайлеан тоже обернулся… пантомима тут же прекратилась.
— Не ревнуй, — шепнула я ему на ухо, заставив наклониться. — Ты тоже персик в моих глазах. И «зиба-зиба»… надеюсь, это что-то хорошее.
Кайлеан хмыкнул и лицо его смягчилось. Он скользнул губами по моему виску.
— Любо-о-овь… Сантиме-е-енты… — хрипловатым голоском протянул попугай. Мне показалось, что наши сантименты ему чем-то не угодны, но не стала искать причину. Может быть, он был умнее, чем казался, и знал о нарушенной клятве, а может, просто характер у пернатого был не сахар. Сейчас меня больше волновала предстоящая встреча с хозяином корабля.
По скрипучим ступеням мы спустились в недра. Сильвер долго вёл нас бесконечными узкими коридорами среди запахов просмоленного дерева и речной воды.
— Как эти километры здесь помещаются? — спросила я наконец, прозрачно намекая на слишком длинный путь.
— Тот, к кому вы приближаетесь — великий чародей, — торжественно провозгласил Сильвер. — Ему подвластно многое, в том числе и пространство.
— Су-упер, су-упер-р-р-чар-родей! — поддакнул попугай.
— Коридоры Мёбиуса, — уронил Кайлеан скучно. — Четвёртый уровень, подуровень «тэта». Хорошая защита… в некоторых случаях…
— Вот как? — Сильвер остановился, как бы в сомнении приподнял бровь и взглянул на попугая, потом на Кайлеана. Кайлеан безразлично пожал плечами. После этого безмолвного диалога, Сильвер произнёс: — Что ж… тогда прошу… — И он попросту отворил ближайшую дверь.
… Помещение, в которое мы теперь попали, было просторным, но с нависающим потолком,
Таинственный спаситель — Мерлин? К чему тогда была нужна пытка неизвестностью? Или это дама… которой однажды ночью вдруг пришла блажь пообщаться с напуганной кошкой мужским басом?
— Добрый день, — сказала я. — Мы пришли. На чашечку грога… ну и вообще… поговорить.
— Добрый, добрый, — благосклонно кивнул Мерлин и добавил многозначительно:- Но не для всех.
Сердце моё ёкнуло, а Мерлин продолжил, глядя в сторону Сильвера:
— В конце концов, это уже становится невежливо. Монти, прекращай ломать комедию. Или у тебя одни гости должны принимать других?
С плеча Сильвера с пронзительным криком сорвалась разноцветная птица, а сам Сильвер осел на пол бесформенной тёмной грудой и развеялся без следа. Попугай же опустился в кресло и увеличился в объёме, преобразившись в человеческое существо. Тот, кого Мерлин назвал Монти, тоже не был молод; смуглую кожу узкого лица расчертили морщины, в длинных тёмных волосах контрастно выделялись белые пряди, однако большие, навыкате, глаза глядели из-под излома угольных бровей с пугающей силой. В отличие от Мерлина, одетого буднично в клетчатую рубашку и шерстяную кофту на пуговицах, этот человек выбрал в качестве одеяния чёрный кожаный камзол с широкими обшлагами, украшенными пуговицами. Белая рубашка, выглядывавшая из-под камзола, пожелтела от времени и морской воды, высокие сапоги, в которые были заправлены кожаные брюки, выглядели потрёпанными… хотя на пальцах сверкали перстни, а на шее — золотая цепь.
«Садитесь», — было велено нам низким гулким голосом, и я поняла, что вот этот-то и есть — точно! — тот самый. Чёрные глаза вперились в нас так, что вспомнился булгаковский «бездонный колодец всякой тьмы и теней».
Я присела на краешек ближайшего кресла, Кайлеан остался стоять. На столе возникли две изящные кофейные чашечки с янтарной жидкостью. Пресловутые чашечки грога?
— Итак, — мрачно продолжил хозяин корабля, — вы появились, и вы вместе. Не смотря на пылкие клятвы юной леди. Прискорбно, прискорбно…
Дымчатая дама отставила бокал и произнесла звучным контральто:
— Ну, погоди же, Монти. Позволь прежде поздороваться с детьми. — (Я встрепенулась. И этот голос был мне знаком!) — Здравствуй, мастер Кай, наконец-то мы свиделись. И ты здравствуй, девочка с Севера…
— Няня? — воскликнул Кайлеан и сделал шаг вперёд, однако Мелисса остановила его мягким жестом.
— Увы, Кай, человеческий облик — лишь благая иллюзия, дарованная по случаю дружеского визита. Так что руку ты мне поцеловать не сможешь. — Иллюзия на мгновение растаяла, и в кресле я увидала серого зверька, сидящего на задних лапах. Передними лапами крыса держала напёрсток с рубиновой жидкостью. Потом на месте крысы вновь возникла дама приятной наружности. — Я рада, что наши визиты удивительнейшим образом совпали по времени, — продолжила она.