Лабиринт Данимиры
Шрифт:
— Впрочем, я и сам могу узнать всё, что меня интересует. — Он встал.
Я оценила выражение его лица и вскочила с места так живо, что стул опрокинулся.
— Вы же не собираетесь шарить у меня в голове?
— Именно это я и собираюсь сделать, — сказал Кайлеан. Слова были произнесены вроде бы спокойно, но его глаза полыхнули красным. — Не беспокойтесь, меня не интересуют мелкие девичьи секреты. Я обещаю, что посмотрю только то, что касается вашего чудовища. — И он двинулся ко мне, а я двинулась от него.
— Вы не станете этого
— Ещё как стану, — упрямо сказал Кайлеан. — Смиритесь и не сопротивляйтесь. Я более не намерен терпеть враньё.
Мы медленно обходили стол.
— Это… не враньё… — пролепетала я. — Это другое… А ваше намеренье низко…
— Зато действенно, — отрезал Кайлеан, ногой отшвырнул упавший стул, лежавший на его пути, и двинулся дальше.
— Мои мысли — не ваше дело, — снова начала я, отступая, но уже стало ясно, что Кайлеан находится в последнем градусе бешенства — объяснять ему что-либо поздно, по горькой иронии судьбы он не на шутку взревновал к самому себе.
Далее всё произошло очень быстро. Каким-то текучим нечеловеческим движением он очутился рядом со мной, я попятилась, пока не упёрлась лопатками в кухонную стену. Тут Кайлеан крепко, по-хозяйски, ухватил мою голову, стиснув виски железными пальцами.
— Не смейте, — ещё успела вымолвить я, прежде чем испытала странную вялость, навалилась на стену, зажмурилась и перестала сопротивляться.
Откуда-то сверху донеслись слова:
— Не бойтесь, я посмотрю только про это чудовище…
Воля была скована, но я ясно осознавала мерзость происходящего. Разум Кайлеана проник в мозг, как проникает в рот мерзкий язык насильника. Он беспрепятственно шарил по закоулкам моей памяти, и я вместе с ним видела, как Чудовище сидит на крыльце с перевёрнутой газетой, как поочерёдно предлагает мне пиво, «Мартини» и томатный сок, как он учится говорить и исполняет радостную пляску после первых успехов, как, округлив глаза, слушает мои сказки; я снова видела, как постепенно очеловечивается звериная морда… Если бы картины недалёкого прошлого проявились сами собой, сентиментальные чувства согрели бы моё сердце, но сейчас происходящее показалось мне пыткой.
Кайлеан выпотрошил из меня всё, что касалось Чудовища… почти всё. То, что относилось к чёрной степи, затаилось совсем в другой области и осталось незамеченным. Эти воспоминания напоминали осторожного зверька, свернувшегося калачиком и пережидающего грозу в своей отдалённой и потаённой норке.
Наконец, насилие кончилось. Я почувствовала, что железные тиски на висках ослабли, и вновь обрела волю.
Я открыла глаза. Всё внутри вибрировало от обиды, в сознании царил хаос.
Кайлеан стоял рядом, вид у него был оглушённый, на скулах горели два красных пятна.
— Ты полюбила его… — пробормотал он хрипло. — Этого урода… этого недоумка… Полюбила истинно… бескорыстно… но он же… я… действительно был чудовищем!
— Некоторым не понять, — сквозь стиснутые зубы
Кайлеан с тем же недоумённым выражением лица поднял руку и зачем-то снова потянулся к моей голове, но я отбросила его руку, а затем толкнула в грудь так, что он качнулся и отступил на шаг назад.
Ярость захлестнула меня штормовой волной.
— Не смей!.. Ко мне!.. Прикасаться!.. — задыхаясь от гнева, выкрикнула я. — Если ты… ещё раз… — мне не хватало ни воздуха, ни слов, — … залезешь в мою голову… то я… я никогда в жизни с тобой не заговорю! Я… вообще никуда с тобой не пойду! Можешь убираться в своё демонское королевство один! Ещё раз тронь меня — и я лучше здесь навсегда останусь, чем пойду с таким… с таким…
Наверное, по степени угрозы я походила на шипящего и выгнувшего спину котёнка, что упал в клетку с тигром, но мне было всё равно. Не закончив предложения, я выскочила из кухни и напоследок грохнула дверью так, что сверху посыпалось что-то белое, а в гостиной звякнула люстра.
Широкими размашистыми шагами я направилась к себе. Там я от души грохнула и своей дверью (снова что-то посыпалось с потолка), бросилась было на кровать, но потом вскочила, за пару секунд придвинула к входу тяжеленный комод, который в обычном состоянии и с места не смогла бы сдвинуть, опять упала на кровать и, наконец, заревела.
Рыдала я долго и бурно, будто оплакивала весь мир. Впрочем, мой мир действительно давно уже дал трещину, которая, казалось, становилась всё больше и больше, открывая путь в бездну. Всё, что я любила, находилось в недосягаемой дали, а тот, кому я только-только начала доверять, обошёлся со мной самым бесцеремонным образом.
Выплакавшись, я обессилела и затихла, лёжа лицом в подушку, и тогда почувствовала, как прогнулись пружины кровати — кто-то тяжёлый присел на кровать…
Я вскинулась и метнула взгляд на вход — комод был на месте.
Я опять упала на подушку, отвернувшись к стене, и буркнула насморочно:
— Как вы сюда вошли?
— Я же говорил, эти стены для меня не преграда, — ответил Кайлеан.
— Отсутствие приглашения, как я понимаю, для вас тоже не преграда.
Кайлеан помолчал, потом произнёс:
— Я пришёл с миром.
— Не надо мне вашего мира. Не хочу вас больше видеть, — сказала я, уставившись на обои в цветочек. Кое-где обои были порваны, и из-под цветочков выглядывали полосочки. — Вы всё испортили.
Кайлеан снова помолчал, а затем спросил:
— Помните, когда вы были кошкой, я говорил, что вам удаётся пробудить во мне эмоции?
— Мне всё равно, что вы там когда-то говорили.
— Вы стали человеком… девушкой… и стало ещё хуже…
— Давайте-давайте. «Она сама виновата, что пошла вечером в парк в короткой юбке»… Любимый довод насильников. Давайте, скажите вслух, что я сама виновата.
— Только отчасти. Мне же надо было узнать… — начал объяснения Кайлеан, впрочем, с какой-то безнадёжной ноткой.