Лабиринт для Слепого
Шрифт:
Охранники принялись гоготать и смотреть в искаженное предсмертной судорогой лицо капитана Андрея Барышева.
– Ну, мент, как ты себя чувствуешь теперь? Ты хотел, чтобы нас всех перестреляли твои дружки? Так не будет этого. Не будет! – кричал тот, что вспорол живот Андрею Барышеву. – Никогда не будет, мент, никогда!
Он подбежал и ножом полоснул по кишкам. Но Барышев уже не видел и не чувствовал, как над ним глумились и издевались накачавшиеся наркотиками охранники.
Потом, когда стемнело,
Охранники закурили.
– Ну, греби к берегу, – сказал тот, что был повыше.
Коренастый навалился на весла. Заскрипели уключины, и лодка поплыла к берегу, к длинным мосткам.
Возле них лодку привязали.
– А какая там глубина? – поинтересовался коренастый, передавая ключ от лодки высокому.
– Метров восемь или девять. Я один раз ловил там рыбу.
– Ну, нормально.
– Да, дно там заболоченное, и я думаю, мент этот ушел в ил.
– И превратится он в сапропель, – сказал коренастый, тяжело ступая по мосткам.
Доски поскрипывали, прогибались, охранник докурив сигарету, швырнул окурок в воду. Он пролетел красной точкой и с шипением погас.
– Это третий, – заметил коренастый.
– Нет, уже пятый, – разминая затекшие ноги, откликнулся высокий.
– Ну и хрен с ними. Не жалко этих гадов.
– Чего же их жалеть? – удивился высокий и двинулся к дому.
Глава 2
Федор Иванович Зубов очень гордился своим кабинетом. К тому же, окна кабинета выходили на кремлевские соборы, а Федор Иванович любил иногда смотреть, как гаснет закат в золоченых куполах. В эти минуты он чувствовал себя маленьким царьком. Открывавшаяся из окон картина, казалось, написана рукой художника, настолько она была величественна и прекрасна. Золоченые кресты, золоченые купола – все это приносило радость и удовлетворение Зубову.
Федор Иванович восседал в кресле за огромным письменным столом. Над ним висел на стене портрет Президента. Зубов и сам был немного похож на первого человека России – та же прическа, только седых волос поменьше. А вот костюм и галстук – почти такие же.
А если учесть, что Зубов был крупный мужчина, то и комплекцией он напоминал Президента.
Последние пару дней Федора Ивановича мучил радикулит. Спина болела не так уж сильно, но эта монотонная боль делала Зубова раздражительным и злым. На все происходящее вокруг он реагировал взвинченно и буквально исходил желчью Когда на его столе появлялась папка с документами, Федор Иванович презрительно открывал ее и принимался читать, вооружась остро отточенным карандашом. Его очки в золотой оправе поблескивали, а губы, словно у ученика младших
– Ну и ну! Кто же так пишет?!
Зубов отчеркивал строку или абзац, затем вызывал своих помощников. Те появлялись словно из-под земли. И если хозяин кабинета не приглашал сесть, все уже знали – сейчас Зубов начнет распекать и мучить придирками.
Так случилось и на этот раз. Зубов отвернулся от окна. Спина заныла, боль предательски поползла вверх и захватила шею.
– Вот несчастье! И с работы не уйдешь, дел невпроворот.
Зубов взял карандаш и постучал по столешнице.
Этот жест говорил о том, что Федор Иванович раздражен дальше некуда. Проклиная изматывающую боль, Зубов открыл папку, только что принесенную помощником и оставленную на столе, поправил очки в тонкой золотой оправе и принялся читать. Он уже много тысяч раз видел подобные документы. Внизу, для того, чтобы бумага обрела силу, должна была появиться его размашистая подпись.
Федор Иванович просмотрел первый документ, затем перевернул его и взялся за следующий, так и не украсив своей подписью предыдущую бумагу.
– Болваны! Сколько учил, что так писать нельзя!
Он прочел несколько страниц, изрядно почеркал остро отточенным карандашом и только после этого, нажав кнопку, вызвал своих помощников. Те появились мгновенно, словно в этот момент стояли за дверью и только и ждали разрешения хозяина войти в кабинет.
Зубов не предложил им сесть и сам не выбрался из-за стола. И его помощники поняли, что предстоит тяжелый разговор, вдвойне неприятный, так как был уже конец рабочего дня, и служебные машины ждали своих пассажиров, чтобы развезти их по домам.
– Так, – сказал Федор Иванович, не поднимая глаз на своих помощников. Он нервно забарабанил концом карандаша по столу. – Сколько я вам говорил, так писать нельзя! Ведь эти бумаги пойдут не в сортир и не в бухгалтерию, а прямиком на стол к Президенту! Вы что, не понимаете этого?! Подставить меня хотите?!
– Федор Иванович, – один из помощников сделал шаг вперед, – но вы же сами говорили, надиктовывали…
– Что я надиктовывал?! – Зубов в негодовании поднял свою массивную голову.
И в этот момент спина опять дала о себе знать.
Зубов поморщился.
– Что, Федор Иванович, радикулит? – участливо, с подобострастным выражением на лице второй помощник подошел к столу.
– Будь он неладен! – пробурчал Зубов и посмотрел на молодое холеное лицо своего помощника. – Это ты составлял? По стилю вижу, что ты. Кто так пишет?! Я тебя сколько учил? Ты за что получаешь деньги? Документы надо составлять так, чтобы ни одна умная голова не смогла придраться. А если какая-нибудь из этих бумаг попадет к депутатам? Ты знаешь, что будет?! Рыбкин даст такому депутату слово, тот вылезет на трибуну и зачитает… А потом начнется! Да надо мной все смеяться станут.