Лабиринт для Слепого
Шрифт:
– А ты знаешь, что он уничтожил двух моих людей?
– Как это? – острый кадык Альберта Прищепова судорожно дернулся, а рот открылся. Его лицо вновь побледнело, и он сделал судорожное движение головой – такое, какое делает человек, когда ему вдруг резко бьют в живот и от удара мгновенно перехватывает дыхание.
– Что ты корчишься, словно тебя бьют? – презрительно спросил Савельев. – Тебя пока еще никто даже пальцем не тронул.
– А те двое, там, в ресторане, в туалете?
– Да это, наверное, какие-то козлы из твоих же дружков, –
– Да я этих людей не знаю, я их первый раз видел.
– Говоришь, первый раз?
– Да, да! Они еще показали удостоверение.
– Удостоверение, говоришь?
– Да, но я не рассмотрел. Если бы не этот Молчанов, наверное, они меня убили бы.
– И наверное, правильно бы сделали Не было бы кому портить дело.
– Да я… – Прищепов вскочил с кресла, – я только и занимаюсь, что все организовываю, покупаю картины, договариваюсь о выставках…
– Ну ладно, делаешь, делаешь, – осадил Прищепова Савельев. – Только надо быть более осторожным.
А тебе случайно не показалось, что этот Федор Молчанов из ФСК или из управления внутренних дел?
– Да не похож он. Он другой.
– Что значит другой?
– Да он разбирается в искусстве не хуже меня.
– А ты что думал, там идиотов держат? Туда сейчас такие пришли, что им впору книжки по искусству писать, а не бандитов ловить.
– Нет, не похож он.
– Знаешь, его как-то надо будет проверить. Я подумаю, а потом мы с тобой обсудим.
– Так он о нашем деле со мной еще ни разу и не говорил.
– А о чем вы говорили? – Савельев приблизился вплотную к Прищепову и заглянул ему в глаза.
– Я предлагал ему вложить деньги в произведения искусства.
Тут Владимир Владиславович Савельев расхохотался, бросил непогашенную сигарету в пепельницу и стал хлопать себя ладонями по коленям.
– Он что, сумасшедший? Или ты ему так задурил голову байками про то, что торговля картинами, иконами и прочей ерундой – самое выгодное дело?
– Ну да, в общем-то… Он даст деньги, я их вместе с тобой использую.
– Что ты говоришь? А сколько денег он может дать?
– Насколько я понял – много, – сообщил Прищепов и чему-то улыбнулся.
Савельев подошел к окну, выходящему во двор, глянул на свой черный «мерседес» и тоже улыбнулся. Ему в голову пришла интересная мысль. Ведь можно взять деньги, пусть Прищепов пообещает их во что-то вложить, а затем он, Савельев, заберет эти деньги себе. И улыбка отставного полковника КГБ сделалась хитрой и злой, а глаза сузились, превратившись в две щелочки.
Он поднес к оконному стеклу перстень, посмотрел, как сверкает бриллиант, и провел им по стеклу. Раздался тонкий скрежет. На стекле осталась неглубокая царапина.
Этот перстень был куплен через
Альберт же Николаевич Прищепов был доволен тем, что смог положить себе в карман три тысячи долларов. Это произошло четыре года назад, даже четыре с половиной, и тогда три тысячи долларов еще были деньгами. Это сейчас разговоры шли о десятках, сотнях тысяч, иногда даже миллионах, а тогда – четыре-пять лет назад – тысяча «зеленых» была внушительной суммой.
– Ты подготовил то, о чем мы с тобой договаривались?
– Да, да, Владимир Владиславович, – уже по-деловому сказал Прищепов. – Выставка будет из музея творчества крепостных.
– Это из того, что возле ВВЦ?
– Да.
– А кто принимает?
– Музей в Лос-Анджелесе. Там тоже все договорено. Они ждут в следующем месяце.
– Это прекрасно, – потер ладонью о ладонь отставной полковник КГБ и, вновь усевшись за стол, налил себе еще коньяка. – Ну, давай выпьем за то, чтобы все обошлось.
– Да все будет как всегда. Аккуратно запакуем, поставим печать, опломбируем. Все же произведения искусства, а не какие-то там косилки.
– Ладно, пей, – приказал Савельев, и они выпили.
Савельев ухватил толстыми короткими пальцами лимонную дольку, даже не обратив внимания на то, что на блюдце лежат две миниатюрные серебряные вилочки, и принялся сосать лимон, чмокая и гримасничая.
– Фу, какая кислятина! Эти интеллигентские замашки – пить коньяк, закусывая лимоном.
Альберт Николаевич Прищепов не ответил, его всегда коробила мужиковатость отставного полковника.
Впрочем, Савельев больше играл, прикидываясь эдаким простачком, на самом деле он был очень хитер и вовсе не так неотесан: он почти свободно говорил по-английски, но об этом почти никому не рассказывал.
– Завтра я с тобой свяжусь, – бросая тонкую желтую корку прямо в пепельницу и облизывая пальцы, сказал Савельев, – и ты доложишь мне все в подробностях и подготовишь бумаги А я передам их кому надо.
– Понял, сделаю, – морщась, будто это он только что жевал лимон, ответил Альберт Николаевич.
– И еще. Приглядись повнимательнее к этому Федору Молчанову А я по своим каналам наведу о нем справки. Больно подозрительным он мне кажется. И если это так, его придется ликвидировать.
Альберт Прищепов никак не отреагировал на эти слова, он сидел, подавленно втянув голову в плечи.
– Не грусти, не грусти, дорогой мой друг, ты пока не на твердой скамейке для подсудимых. Так что выше нос.
– Да перестань! – по-бабьи махнул рукой Альберт Прищепов. – Лучше не говори об этом.
– Ладно, ладно, я пошутил, – захохотал Савельев. – На вот тебе денег.