Лабиринт искажений
Шрифт:
Дождавшись подтверждающего кивка Топтыги, полковник выжидающе посмотрел на его сестру. Та, под злобным взглядом брата пробурчала:
— Он взял меня на базаре — на кошельке. Сказал, что посадит…
— Да кто — он?! — рыкнул Топтыга. — Говори!
— Гладышев…
Андрей Викторович встал, кивнул Топтыге в знак благодарности.
— Я через задний двор выйду, — и оставил брата и сестру выяснять отношения.
«Волга» все ещё стояла у дома. Полковник подошёл и открыл дверь водителя. Второй секретарь сидел, прижав к носу ком снега, а сзади него Хмель самодовольно улыбался.
—
— Грише надо позвонить — пусть он разбирается.
— Я не хочу к Григорию Михайловичу, — гнусаво пробормотал партчиновник. — Он страшный человек!
— Может его прямо здесь пристрелить?
Вопрос агента привел второго секретаря в ужас, и Ткачёв понял, что тот не может быть Главарём. А приехал предложить уголовникам напасть на инкассаторов за долю в этом деле. Видимо почувствовал, что Козыреву «светит» понижение и ссылка в места не столь отдалённые. А место первого секретаря горкома останется вакантным. Оставалось только занести некую сумму первому секретарю областной организации, и вопрос с назначением на вакантную должность был бы улажен. Ткачёв не был далёк в своих предположениях, с единственной разницей, что второй секретарь приехал к Топтыге выменять компромат на него, взамен информации об инкассаторах. Но Топтыга не был круглым идиотом и отказался. Идиотом стал второй секретарь, посчитавший, что «авторитет» с легкостью согласится на такие условия. Да ещё некстати объявился Ткачёв.
— Надеюсь, товарищ второй секретарь горкома, что теперь мы будем сотрудничать? — полковник незаметно подмигнул Хмелю.
— Да, да, да, — поспешил согласиться чиновник.
— Тогда поехали. А по дороге вы нам всё расскажете о Гладышеве…
Глава 17
Отпустив словоохотливого партийного чиновника, Ткачёв и Хмель вернулись к дому на Советской улице. Румянцев и Нодия нашли майора Поплутина на автобусной остановке пьяным в стельку, о чём и поспешили сообщить. Им было приказано срочно привезти майора в дом к Андрею Викторовичу.
— Хмель, а ты стал часто светить своим лицом, — сказал полковник. — Мне генерал говорил, что тебя знают немногие.
— Такая сложилась обстановка. Вот закончу здесь, и направят в другой район. А там меня точно никто не знает.
— Что, и всю жизнь так?
— Кому-то же надо делать такую работу, — пожал плечами Хмель. — Да и не могу я с твоими операми всё время в маске ходить. Это подозрительно.
— А перед вторым секретарём?
— Так он меня не видел. Даже в зеркало заднего вида. А если и увидел, то не запомнил, — ответил Хмель убеждённо.
— Но ты же не собираешься всю жизнь ходить, будто призрак?
— Да нет, конечно, — агент недовольно сморщился. — Я, Андрей Викторыч, мечтаю, что когда-нибудь у меня будет семья. Будущую жену встречу обязательно в какой-нибудь деревне. Такую красивую, с большими… глазами и домашнюю.
— Не скучно тебе будет? — усмехнулся полковник.
— А почему скучно? Вот тебе не скучно со своей женой?
— Честно? Очень…
Хмель остановился,
— Это как? — не поверил он. — Может быть, ты её не любил?
— Да, не любил. Мы и поженились-то… по надобности. А чего ты про любовь заговорил?
— Не знаю. Мне кажется, что это важно. Жить без любви, что аквариум с рыбками кормить. Но только без рыбок.
Теперь удивился до оторопей Ткачёв.
— Ничего себе у тебя аллегории!
Хмель улыбнулся, в темноте улицы глаза его мягко сверкнули.
— Да ладно тебе. Пошли быстрее, а то опера замерзнут.
— Про Гладышева будем им говорить?
— Зачем? — агент ускорил шаг. — Утром он будет указания им раздавать. Не нужно чтобы они смотрели на него, как на врага народа. Да и вряд-ли полковник искомый нами главарь. Скорее всего, он ведёт какую-то свою игру, но запутался, как в лабиринте. Похоже, что в этом городе практически у всех какая-то своя искаженная реальность.
— Да, я тоже это заметил, — согласился Ткачёв.
За разговорами они подошли к дому.
Опера ждали их в машине Хмеля и успели немного замерзнуть при выключенном двигателе. Только Поплутин чувствовал себя отлично, похрапывая на заднем сидении.
— Вот что с ним теперь делать? — стукнул по крыше Жигулей Румянцев. — Утром у него будет башка болеть.
— Значит, будем без него, — спокойно отпарировал полковник. — Пусть спит. Авось на холоде очухается быстрее. А мы в дом…
Пройдя в дом, затопили печку и сняли амуницию.
— А тяжелый бронежилет, — Нодия с облегчением потер плечи.
— Мало физкультурой занимался, лейтенант, — Румянцев уже суетился на кухне. — Ничего себе! А откуда еда?!
Ткачёв тут же заглянул в сарай посмотреть на схрон в поленнице. Нет, поленья никто не двигал. Значит, приходила Мария и принесла еду.
— Разогревай, — сказал Ткачёв капитану. — Поужинаем хотя бы…
Они почти все съели, как в комнату, пошатываясь, зашёл Поплутин.
— Ух! Вот развезло! И выпил-то всего три рюмки…
— Где ж, ты, так нализался, Устин Акимыч. Вот загремим под фанфары! — засмеялся беззлобно Хмель, подвигая майору тарелку с едой. — Я же говорил, что пойдем вместе к твоему знакомому из ГАИ. Зачем в одиночку попёрся? Не разболтал ему ничего?
— Нет, — твердо сказал Поплутин, жуя картошку. — Я больше слушал его болтовню. А в ней много интересного.
— Я так понимаю, что тропинку отхода твой знакомый не перегородит? — нахмурился полковник.
— Нет. Я не просил его об этом.
Ткачёв почувствовал, что план немного меняется. Броневика нет, машины для заграждения отхода тоже нет, и майор завтра вряд ли сможет принять участие в операции. Хорошо успел с уголовниками переговорить. Топтыга, вроде, оказался человеком разумным.
— Итак, что у нас по плану, — Андрей Викторович поднялся, выгнув спину. — Сергей и Георгий с утра идут на развод. У меня в сарае за поленницей лежит снаряжение для инкассатора. Возьмёте сумку и положите в неё, потом сумку быстро передадите в инкассаторскую машину. На разводе Гладышев даст вам Уазик и водителя. Едете к отделению Госбанка и ждёте у ворот выезда инкассаторской машины.