Лабиринт Осириса
Шрифт:
– А шеф?
Сержант вздохнула.
– Через пять месяцев Гал уходит в отставку. У его жены плохое здоровье. Сын идет на работу в министерство юстиции. Он не хочет раскачивать лодку.
– Ушам своим не верю.
Шалев едва заметно пожала плечами.
– В таком случае я обращусь к журналистам.
– Я бы не стала этого делать.
– Что ты хочешь сказать?
– Ты засветишься и разозлишь кучу людей, которых лучше не трогать. А у тебя скоро должен родиться ребенок…
– Ты мне угрожаешь, Лея?
– Просто говорю.
– Заделалась их девчонкой на посылках?
Теперь уже возмутилась Шалев:
– Слушай,
Лея тяжело дышала, ее глаза горели. Краска на левом глазу расплылась, словно под веком мазнули углем. Внезапно она склонилась и уронила голову на руки. За пять лет их совместной работы она впервые разговаривала с ним в таком тоне.
– Извини, Арие, я не хотела…
– Нет, это ты меня извини. Я не должен был так с тобой разговаривать.
Несколько мгновений Шалев сидела, спрятав лицо в ладонях. Затем распрямилась и бросила ему бумажный пакетик.
– Это тебе от главы комиссии. Чтобы знал, что твои старания не остались незамеченными.
Бен-Рой открыл пакет. В нем лежала никелевая медаль с бело-голубой лентой. Такой медалью в Израиле награждали отличившихся полицейских.
– А в документе к ней, наверное, говорится: «За выдающиеся заслуги перед полицией», или какая-нибудь чушь вроде этого.
– Весьма польщен, – пробормотал детектив.
– Но это еще не все.
– Я весь внимание.
Лея колебалась, словно собиралась с духом перед тем, как сказать то, что ей совсем не хотелось говорить.
– В полицейской академии открылась вакансия преподавателя теории сыска для старшекурсников. Зарплата вдвое больше, чем у тебя теперь, работа четыре дня в неделю. Плюс финансируемое жилье и ранний выход на пенсию с полным содержанием. Мне сказали: если ты подашь заявление, то будешь первым кандидатом на должность.
– Подкуп. Чтобы я держал язык за зубами, – фыркнул Бен-Рой.
– Если не ошибаюсь, точная формулировка такая: «Признание следственных способностей детектива Бен-Роя», но если отбросить всю хрень, да, взятка, чтобы откупиться.
– А ты? Ты что получаешь?
Она снова покраснела.
– Карьерный скачок, звание суперинтенданта.
Бен-Рой покачал головой.
– Вот уж не думал, Лея, что доживу до такого дня.
– Я тоже, – ответила она. – Не привиделось бы в самом жутком кошмаре.
Они замолчали, не зная, как продолжать разговор. Послышался стук в дверь.
– Позже! – крикнула Шалев и внимательно посмотрела Бен-Рою в глаза. – Подумай, Арие. Прошу тебя. Подумай как следует. Не ради меня. Даже не ради себя. Ради Сары и вашего ребенка. Здесь нам мат, ты можешь попытаться спасти хоть что-нибудь.
– И весь остаток жизни чувствовать себя дерьмом?
– Но хотя бы будет этот остаток жизни.
Они сидели сгорбившись, похожие на игроков потерпевшей позорное поражение команды. Бен-Рой поднялся и направился к двери, но Шалев его окликнула:
– У меня с самого начала расследования было
Через мгновение оба в один голос воскликнули:
– Клубок дерьма!
Бен-Рой покачал головой, открыл дверь и мимо полицейского в форме вышел в коридор.
Луксор
– Хочешь зарезать меня без ножа, Халифа? У меня через сутки открытие музея в Долине царей, телефон буквально разрывается, и вот я узнаю, что ты по ночам пашешь на чертовых израильтян!
Халифа переминался с ноги на ногу, руки вцепились в корешок тетрадки Пинскера. После пятичасового утомительного марш-броска по пустыне и поездок на попутках (сначала в полицейском пикапе, затем в фургоне телекоммуникационной компании «Менател» и – вот уж ирония судьбы – на грузовике «Зосер» с железобетонными трубами) он сорок минут назад добрался до Луксора. Принял душ, переоделся и успокоил Зенаб. Затем, сгорая от желания переговорить с Бен-Роем, чтобы не тратить времени и немедленно начать готовить дело для начальства, помчался в участок. Там на лестнице его перехватил Хассани и велел идти к нему в кабинет.
– Мне позвонили домой! – бушевал он, лицо побагровело и стало цвета маринованной свеклы. – Какой-то наглый тип из полицейского управления Израиля. Среди ночи, по моему личному номеру!
Шеф больше не ходил на цыпочках вокруг своего подчиненного. Не называл Халифу по имени, не стеснялся в выражениях. Это был прежний Хассани: грубый, воинственный, несдержанный.
– Он поинтересовался, знаю ли я, где ты находишься. Я ответил: извини, приятель, но какое тебе дело, где находится один из моих подчиненных? На что он сказал, что ты помогаешь одному из его коллег в расследовании преступления и, не исключено, что попал в опасность. Халифа, черт возьми, в чем дело? Я хочу знать, что происходит!
Халифа не сводил глаз с тетради, он не спал тридцать шесть часов и чувствовал себя совершенно разбитым. И в то же время – словно в его теле обитали два разных человека – на удивление энергичным. Его сын – он отплатит тем, кто погубил его сына.
– Я подам вам рапорт.
– Не сомневайся, подашь! – Кулак Хассани врезался в стол, и по кабинету от удара прокатилось эхо. – А пока расскажи мне с глазу на глаз, в чем дело? Почему по ночам мне на домашний телефон названивают евреи?
– Это связано с отравлением колодцев, сэр.
– Что?
– Я вам об этом докладывал. В Аравийской пустыне.
– Господи, опять эти коптские лужи! Я считал, что мы договорились повременить с этим делом.
– У горы Эль-Шалул есть золотой рудник, сэр. Древний…
– Начинается! – завопил Хассани. – Древний! Ты будешь смеяться, но я так и знал, что услышу это слово. Разве же ты способен работать над чем-нибудь, что важно?
Халифа едва сдержался, чтобы не поправить начальника. Если шеф приходил в такое состояние духа, не стоило умничать и дерзить. Детектив спокойно и обстоятельно объяснил ситуацию: Ривка Клейнберг, корпорация «Баррен», «Зосер», шахта, захоронение токсичных отходов. При этом меньше касался израильских дел, напирая на египетскую сторону вопроса. Надо было сначала поговорить с Бен-Роем, выяснить, как у него обстоят дела с уликами, систематизировать мысли, но Хассани его перехватил, и деваться было некуда. Может, и к лучшему. Чем быстрее он введет шефа в курс дела, тем скорее они предпримут шаги против преступников.