Лабиринт памяти
Шрифт:
— Если для тебя это хоть сколько-то ещё важно, Малфой, то… Эл здесь. Знаешь, мне кажется, она была крайне впечатлена тем представлением, что вы устроили на сцене с Грейнджер.
Потом, словно забыв что-то, небрежно обернулся.
— Ах да, кстати, в следующий раз запирайте дверь, когда запланируете потрахаться в пяти метрах от твоей подружки. А то ведь на месте Поттера могла оказаться она, и я сомневаюсь, что в этой комнате хоть кто-то остался бы жив в таком случае.
Гермионе показалось, что её сердце вырвали из груди.
*
Драко до последнего не хотел уходить. Он понимал, что его
Её лицо ничего не выражало, в глазах была пустота, а от одного вида её хрупкого тела, застывшего на полу подобно сломанной кукле, всё внутри него скорчилось в агонии беспомощности.
Сейчас он был ужасно зол. Зол до такой степени, что это чувство словно пригвоздило его к полу, удерживало невидимой силой, заставив гореть заживо посреди чёртовой комнаты, в которой за последние полчаса произошло слишком много.
Сначала атрофировался его мозг: Драко абсолютно перестал рационально мыслить в тот момент, когда увидел Грейнджер в грёбаном красном платье. Он проявил слабость, отпустил себя, окончательно сдался и, самое главное, не возразил, когда сдалась она, когда позволила ему зайти так далеко.
Это была их общая ошибка. Одна на двоих. И она была началом конца.
Потом стало недееспособным его тело. Поттер устроил настоящее представление, появившись, как всегда, феерично и не вовремя, и, в общем-то, в другой ситуации Драко бы легко развернул его обратно, но не когда был слишком уязвим, слишком слаб, чтобы действовать сразу и наверняка. Он был в шоке не слабее Грейнджер, когда мальчик–который–никак-не-желает-сдохнуть заявился в кульминационный момент их с Гермионой… общения. И поэтому, слушая все эти до отвращения громкие слова о его глубоком разочаровании, видя, как реагирует на них Грейнджер, Драко изо всех сил сдерживался, чтобы не заехать что есть силы кулаком по ненавистному очкастому лицу. И плевать, что это был самый маггловский и, как выражался его отец, недостойный Малфоев способ решить проблему. В тот миг он был наиболее актуален.
Драко этого не сделал. Он снова допустил слабость, подумав, что только причинит Грейнджер ещё больше боли, если разобьёт лицо Поттера в кровь, только усугубит и без того дерьмовую ситуацию, в которой они оказались, и потому просто зарядил очкарику под дых, чтобы на какое-то время обездвижить его. Но сейчас он понимал, что это была ошибка. Чёртов урод испоганил, возможно, самый безумный и неправильный эпизод его жизни, но от этого не менее желанный и необходимый.
И тем не менее не это было главным.
Главным было то, что Поттер довёл Грейнджер до состояния, которое пугало Драко. И чем дольше он на неё смотрел, тем стремительнее в нём росла злость на самого себя.
Он позволил Поттеру ударить первым. Он оборонялся, но не собирался нападать.
Это ошибка была только его — ничья больше.
И наконец Забини. Своими словами он, казалось, окончательно выпотрошил из Драко всё то, что от него ещё оставалось. Создавалось вполне реальное впечатление, что сказанным он вспорол его тело и вывернул содержимое, а потом с каким-то особым остервенением потоптался на нём, чтобы полностью добить.
Именно это почувствовал Малфой, когда услышал от Блейза, что Эл была здесь.
И это стало финальным аккордом в симфонии безумия, звучащей в его голове так, словно кто-то безжалостно скрежетал ногтями по стеклу прямо возле ушей.
Драко не
Малфой знал, что вряд ли когда-нибудь сможет забыть реакцию Гермионы на слова Забини. На какую-то жалкую секунду её тело встрепенулось, взгляд пронзила боль, а сама она выглядела так, словно ей только что дали пощёчину. В тот момент она взглянула на Драко так быстро, что в другой ситуации он не успел бы понять, о чём она думает.
Но он понял. И от этого сам был готов беспомощно рухнуть на колени рядом с ней, прижать её к себе в безумной попытке не потерять, готов был сделать что угодно, лишь бы, несмотря ни на что, вернуть то шаткое доверие, которое каким-то необъяснимым образом ему удалось завоевать.
И от осознания, что сделать это снова будет практически невозможно, ему захотелось взвыть.
А ещё была Эл, о которой он благополучно забыл, полностью окунувшись в хитросплетения своих отношений с Грейнджер. Поразительно, каким он был мудаком, когда, находясь в «Магнолии» исключительно благодаря Элисе, умудрился в её отсутствие полностью поддаться оглушающей потребности обладать другой женщиной. Женщиной, которую, как он говорил, ненавидел всей душой. Видимо, помимо того, что он был последним мудаком, он был ещё и величайшим лицемером, и та боль, от которой сейчас саднило губу и щипало в носу, была более чем заслуженна.
Под тяжестью проблем, вопросов, мыслей, которые безжалостными гиенами сжирали то, что осталось внутри, словно падаль, Драко сел на пол недалеко от Грейнджер и, обхватив колени руками, уткнулся взглядом в противоположную стену. Он понимал, что ему необходимо во всём разобраться, но просто не знал, с чего начать, вернее, с кого. Конечно, ему следовало бы пойти к Эл, попытаться поговорить с ней, объясниться, но… Что? Что он может ей сказать, если, как утверждал Забини, она и так поняла всё без слов? И как быть с Грейнджер, которой слова сейчас, казалось, и вовсе были не нужны?
Драко не знал. Зато другое стало очевидным: он никуда не пойдёт прямо сейчас. Будет сидеть до последнего, пока она не сдвинется с места. И разве это не говорит о том, что он уже сделал выбор в её пользу?
Внезапно ему захотелось горько рассмеяться. Поразительно, как за такой короткий промежуток та, которую он ненавидел и презирал долгие годы, смогла стать ближе, чем другая, в которую он был влюблён.
А был ли?
Где-то внутри сильно заныло. Драко понимал, что если сейчас продолжит размышлять о своих чувствах, то совершенно точно дойдёт до ручки, и поэтому просто отдался ощущениям, прикрыв глаза.
В этот момент он с каким-то почти извращённым наслаждением принимал ту боль, которую испытывал, потому что знал: как бы он ни пытался перекладывать ответственность за свои проблемы на кого угодно, во всём был виноват он сам. И, пожалуй, удар Поттера был наименьшим из того, что он на самом деле заслуживал.
Драко не знал, сколько прошло времени, прежде чем в комнату вернулась Уизли. Он отстранённо наблюдал, как она присела рядом с Грейнджер, что-то успокаивающе бормоча, а потом помогла той встать. Они обе медленно двинулись к выходу, и Драко видел, с каким трудом даются Грейнджер шаги. По её походке было видно, что она абсолютно обессилена, почти как он, растерзана недавними событиями, но она, во всяком случае, хотя бы смогла наконец уйти.