Лабиринт розы
Шрифт:
Известие о том, что Уилл думал о ее благополучии и позаботился о ней таким неожиданным образом, потрясло Шан до глубины души и вызвало у нее новые потоки слез. Люси тут же вскочила и принялась обнимать ее и Генри, не выпуская из рук шитья, отчего немедленно укололась и схватилась за подкладку куртки, намереваясь сначала воткнуть зловредную иглу в складку материи и тогда уже остановить кровотечение. Неожиданно ее пальцы нащупали что-то маленькое и твердое, очевидно провалившееся в прореху в кармане и застрявшее за подкладкой. Еще не видя предмета, Люси знала, что он золотой, с рубиновой вставкой. Она улыбнулась и только потом извлекла его и рассмотрела.
Праздничным
Люси со смехом обняла ее:
— Доброе утро, Китти Фишер!
Шан рассмеялась в ответ:
— Доброе-доброе, Люси Локет!
Девушки стояли совсем близко друг к другу, и Алекс невольно залюбовался их красотой, оттеняемой резким контрастом их индивидуальных стилей. Ему очень нравились брюки в обтяжку и кожаная куртка, превращавшие Шан в бойкую задиристую девчонку, но истинное восхищение он испытывал, глядя на Люси, принаряженную в серое шелковое болеро на одной пуговице и суживающиеся книзу шелковые брюки. Он улыбнулся обеим и пропустил их вперед, а сам последовал за ними вместе с Кэлвином.
Вчетвером они вошли в здание. Основное празднование Дня святого Георгия приходилось на ближайшую к двадцать третьему апреля субботу, то есть на завтра, но церковь уже принимала цветочные подношения, в изобилии поступавшие от прихожан и праздных посетителей. Алекс купил для Люси разрешение на съемку, и она отошла назад по главному проходу, чтобы сфотографировать алтарь. В объектив «Лейки» было вставлено знаменитое розоватое стекло: оно сообщало работам Уилла необыкновенную мягкость, которую Люси уже успела оценить.
Веселясь, она поймала в видоискатель Алекса и вдруг заметила, что Кэлвин украдкой взял Шан за руку и вместе с ней тоже направился к алтарю, где в первом ряду сидел, углубившись в чтение, человек в дорогом костюме. Даже на расстоянии Люси ощутила, сколько в нем лоска. На мгновение она застыла, не в силах оторвать от него глаз, и опомнилась лишь тогда, когда снова навела объектив на Алекса — тот перегибался через решетчатое ограждение, отделявшее могилу Шекспира от толпы посетителей.
Люси подошла к нему. Доступ к надгробию преграждали железные перильца, но оно все равно было сплошь усыпано цветами. Люси рассердилась, что не получается прочесть эпитафию, и обратилась за помощью к служке в боковом приделе. Взглянув на ее журналистскую аккредитацию, он без разговоров провел ее к могиле и почтительно сдвинул букеты в сторону, дав ей возможность сфотографировать надгробную плиту. Алексу оставалось лишь качать головой: Люси умела разговаривать с людьми, поэтому так часто добивалась своего. На могиле имелась надпись:
О добрый друг, во имя Бога, Ты прах под камнем сим не трогай; Сна не тревожь костей моих; Будь проклят тот, кто тронет их!Счет букв уже вошел у него
— Если отсчитать тридцать четыре буквы, то получится: «О добрый друг, во имя Бога, ты прах под камнем сим не трогай». [128] По-моему, это лишнее доказательство, что мы здесь не по адресу: сегодня в церкви не произойдет ничего из ряда вон выходящего. Как считаешь?
128
Имеется в виду английский вариант эпитафии.
Не дожидаясь ответа, она подняла глаза на бюст Шекспира, взиравшего на них из стены. Интересно, что он о них думает? Не вспоминает ли о тайне, которую, возможно, сам некогда задумал? Джентльмен Елизаветинской эпохи, в руке перо… Люси поняла, что зашла в тупик. Ее взгляд упал на раскрытую на аналое Библию, и Люси подтолкнула к ней Алекса. Он взглянул на страницу — это оказался сорок шестой псалом — и задумчиво прищурился. Люси вдруг осенило:
— Алекс, я все поняла! «Я — Уилл» — лейтмотив первой страницы рукописей! Надо просчитать нумерологические значения букв. Пять, плюс девять, плюс три, плюс три. «Я» — это девятка, затем еще один и четыре.
Алекс моментально произвел в уме сложение. Люси качала головой, сама не веря своему открытию. Еще с четверть часа она прикидывала в уме возможные «начала» и «концы» и наконец пошла к выходу, так и не поняв, что явил им День святого Георгия — если, конечно, они не ошиблись с датой.
Кэлвин подошел к троюродному брату, гулявшему по центральному проходу, и тихо тронул его за рукав, а затем указал глазами в сторону первого ряда. Алекс сразу сообразил, кого ему показывают, и задержался на том человеке взглядом. Шан уже направлялась к ним со стороны алтаря; вместе они вышли через массивные деревянные створки на паперть, где их ждала Люси. Слепящие солнечные лучи не помешали им рассмотреть, что возле нее толкутся двое; один вертел в руках изящный дверной молоток, придирчиво его рассматривая.
— Доктор Стаффорд!
Алекс сразу узнал протяжный кентуккийский выговор незнакомца и внутренне подобрался.
— Я — Ги Тампль. Мы с вами беседовали по телефону.
Шан взглянула на здоровяка, отгородившего от них Люси, и невольно коснулась скулы. Его компаньон продолжил:
— Je suis tr`es content de faire votre connaissance. [129]
— Получается, что только со мной.
Алекс не сомневался, что кто-то из этих двоих сыграл свою роль в гибели его брата, и Люси взглядом подтвердила, что оттеснивший ее верзила в безукоризненном костюме как раз и был той грубой силой во время французского похищения.
129
Очень рад знакомству (фр.).
— Кажется, дамы уже имели удовольствие встретиться с Анджело, — продолжил Ги с циничной, угрожающей улыбкой.
— Если мы можем быть вам полезны в чем-то еще, мистер Тампль, просите без стеснения.
Алекс отчаянно старался не повышать голоса, и это ему отчасти удалось. Он сам удивился, откуда в нем взялось столько злости. Заметив краем глаза, что Кэлвин обнял Шан за талию, он порадовался его понятливости, но больше тому, что Саймон этим утром уехал в другом направлении: в подобных обстоятельствах он вряд ли был бы способен себя контролировать.