Лабиринт смерти (сборник)
Шрифт:
— Ты Низший Человек, — проронил Ник.
— Ты уже десять лет меня знаешь, — проскрежетал Дзета. Он достал красный носовой платок и тщательно вытер лоб. Руки его тряслись. — Послушай, Эпплтон, — сказал он, уже стараясь придать своему голосу естественность. Спокойствие. Но он все еще не мог унять незаметную для глаза внутреннюю дрожь. Ник чувствовал ее, знал, что она по–прежнему там. Скрытая и погребенная от испуга. — Они и до меня хотят добраться. Если они казнят Кордона, то потом пойдут дальше и выметут нас всех, даже мелюзгу вроде меня. И
— Я знаю об этих лагерях, — сказал Ник.
— Ты собираешься меня выдать?
— Нет, — покачал головой Ник.
— Они все равно до меня доберутся, — с горечью проговорил Дзета. — Они годами составляли списки. Списки в милю длиной, даже на микрокассетах. У них есть компьютеры; у них есть филеры. Каждый может оказаться филером. Каждый, кого ты знаешь или с кем ты когда–то общался. Слушай, Эпплтон, — смерть Кордона будет означать, что мы боремся не просто за политическое равенство, а за само наше физическое существование. Ты понимаешь, Эпплтон? Возможно, я не слишком тебе по вкусу — видит Бог, мы не очень–то ладим друг с другом, — но неужели ты хочешь, чтобы меня прикончили?
— А что я могу сделать? — спросил Ник. — Не могу же я остановить ПДР.
Дзета выпрямился, его коренастое тело оцепенело в мучительном отчаянии.
— Ты мог бы умереть вместе с нами, — сказал он.
— Хорошо, — ответил Ник.
— Хорошо? — Дзета уставился на него, пытаясь понять. — Что ты имеешь в виду?
— Я сделаю все, что могу, — отозвался Ник. От сказанного у него перехватило дыхание. Теперь все было кончено: у Бобби не оставалось никакого шанса, и династии нарезчиков протектора суждено было продолжаться и дальше.
«Мне следовало бы выждать, — подумал он. — Как–то уж слишком легко это произошло со мной; я даже не ожидал — толком–то я этого до сих пор не понимаю. Наверное, все из–за того, что Бобби провалился. И все–таки я здесь, и я говорю об этом Дзете. Дело сделано».
— Давай зайдем ко мне в кабинет, — хрипло выговорил Дзета, — и откупорим бутылочку пива.
— У тебя есть спиртное? — Этого Ник и вообразить не мог, наказание могло быть слишком велико.
— Мы выпьем за Эрика Кордона, — сказал Дзета, и они пошли.
Глава 6
— Никогда раньше не пил алкоголя, — сказал Ник, когда они сели за стол друг против друга. Его охватило какое–то поразительно странное чувство. — Все время читаешь в газетах, что люди от этого становятся одержимыми, подвергаются полной деградации личности, поражается их мозг. По сути…
— Просто запугивание, — сказал Дзета. — Впрочем, верно, поначалу тебе не следует торопиться. Пей не спеша; пусть оно там уляжется.
— А какое наказание следует за распитие спиртного? — спросил Ник. Он вдруг обнаружил, что ему стало трудно выговаривать слова.
— Год. Окончательно, без возможности досрочного
— И дело стоит того? — Комната вокруг него стала казаться нереальной; она потеряла свою вещественность, свою конкретность. — А разве не формируется привыкание? В газетах пишут, что, один раз попробовав, человек уже никогда…
— Да пей ты пиво, — прервал его Дзета; он отхлебнул из своего бокала, опорожняя его без видимых трудностей.
— Знаешь, — пробормотал Ник, — что скажет Клео насчет того, что я выпил?
— Жены все такие.
— Не думаю. Это она такая, а некоторые не такие.
— Да нет, все они такие.
— Почему?
— А потому, — ответил Дзета, — что муж для них — только источник материальных средств. — Он рыгнул, скроил гримасу и откинулся на спинку вращающегося стула, зажав в здоровенной ручище бутылку пива. — Для них… ну вот, смотри. Скажем, у тебя есть какая–то машина — какой–нибудь хитрый, замысловатый механизм, который приносит тебе кучу юксов, если работает как следует. Теперь предположим, что этот механизм…
— И что, жены действительно так относятся к мужьям?
— Точно. — Дзета снова рыгнул, кивнул и передал Нику бутылку пива.
— Но это же не по–человечески, — сказал Ник.
— Точно. Клянусь твоей багрово–зеленой жопой — так оно и есть.
— Я думаю, что Клео беспокоится обо мне потому, что ее отец умер, когда она была еще совсем маленькой. Она боится, что все мужчины… — Он искал нужное слово, но не мог его найти; его мыслительные процессы были теперь сбивчивыми, туманными и необычными. Он никогда раньше не испытывал ничего подобного, и это напугало его.
— Да не беспокойся, — сказал Дзета.
— Я думаю, Клео какая–то пресная, — пробормотал Ник.
— Пресная? Что значит «пресная»?
— Пустая. — Он махнул рукой. — Или, я хотел сказать, пассивная.
— Женщины и должны быть пассивными.
— Но это служит помехой… — Он споткнулся на этом слове и почувствовал, что краснеет от смущения. — Это служит помехой их взрослению.
Дзета наклонился к нему.
— Ты все это говоришь потому, что боишься, что она тебя не одобрит. Ты говоришь, что она «пассивная», но ведь теперь–то, в этом случае, тебе как раз это и нужно. Ты хочешь, чтобы она шла еще дальше; то есть одобряла то, что ты делаешь. Но зачем вообще ей рассказывать? Почему она должна об этом знать?
— Я всегда ей все рассказываю.
— Зачем? — громогласно вопросил Дзета.
— Я обязан так поступать, — ответил Ник.
— Когда мы допьем это пиво, — сказал Дзета, — мы с тобой кое–куда смотаемся. Где, если нам повезет, мы сможем подобрать кое–какой материал.
— Ты имеешь в виду материал о Низших Людях? — спросил Ник и почувствовал, как в груди у него похолодело; он понял, что его затягивают в опасное предприятие. — У меня уже есть брошюра, которую один мой знакомый расценивает как… — Он замолчал, не сумев выстроить фразу. — Я вообще не собираюсь рисковать.