Лабиринт верности
Шрифт:
Похоже, грязь, нищета и отчаяние были характерным элементом жизни этого квартала. Карета ехала сквозь узкие улочки, заставленные разваливавшимися домами, самодельными палатками, местами землянками или некрупными шатрами.
Кое-где на уличных жаровнях готовили еду, которая пахла совершенно несъедобно, кое-где происходили стычки и драки. Но при этом по дороге встретились два массивных деревянных сарая в одном из которых громко трещали ткацкие станки, а из второго резко пахло рыбой и солью — суконный цех и заготовки рыбы, видимо, некоторые крысы все же могли заработать себе на жизнь.
Периодически попадались более целые каменные дома, довольно старые по
Крысы, состоявшие в ватагах, разительно отличались от большей части населения квартала — оборванной и глубоко несчастной. Бандиты были одеты броско и эклектично, часто несли на себе неполные доспехи, и вооружались чем только попало, ведь количество оружия определяло статус в банде.
Центр района создавал контраст с прочими его частями — геометрически правильные улицы с добротными деревянными домами, имевшими соломенные или черепичные крыши, с бумажными дверьми, что говорило о страхе, который внушали жители этих домов прочим крысам.
В центре стояла небольшая пагода с покатой крышей. По улицам ходили вполне прилично одетые степенные крысы, иногда появлялись воины главы банды — в добротных сегментарных доспехах, светлых одеждах, при пистолях, мечах, копьях или боевых посохах. Не смотря на внешний лоск именно крысюки, ходившие по центру квартала, производили впечатление самых опасных и опытных бойцов. Даже женщины-крысы тут были при оружии, которое явно носили не для красоты, и даже когда поливали дорогу перед домом водой, чтобы прибить пыль, они держали свои ножи и катары так, чтоб в одно мгновение пустить их в ход. Видно было, на чем держалась власть правителя банды.
«Пыль, хлам, отбросы. Как можно так жить. Кто вообще может так жить и уважать себя при этом. А те, что у пагоды — хороши, отборные твари. Головорезы с большой буквы. Наверняка и спят с клинками. И в доспехах. Подозревая угрозу от каждого вокруг. Безумный маленький мирок. И все же, я бы не вышел против трех, нет, шести таких крыс в одиночку. Кто бы мог подумать, такие бойцы, посреди такого хлама».
Грязь, нищета. Бедность на грани голодной смерти. За этими словами скрывалась сила. Крысы тысячелетиями жили в Ахайосе. Они всегда были бедны, они всегда использовались в городе для самых мерзких работ. С ними никогда никто не считался. Они страдали, жили и умирали в полном забвении. В условиях на грани смерти выживали только самые сильные. Из поколения в поколение лишь способные мириться с бесчеловечными условиями получали возможность, так сказать, природное право, продолжить род. Они были нужны городу, мусорщики, уборщики, санитары улиц. Их число росло. Неизбежны были изменения.
В один прекрасный день, благодаря приходу достойного лидера, или просто волей благосклонной истории, покровительствующей живучим, Крысы осознали, что их в городе чуть ли не больше, чем других рас. Они взяли оружие, сбились в ватаги и дали бой, тысячи погибли, выступая против более сильных, организованных, хорошо вооруженных банд. Тысячи погибли. Десятки тысяч выжили. Числом, живучестью, жестокостью, крысы отвоевали себе часть города. Отвоевали территорию. И право. Право ставить тотемы, право жить по своим законам, право угробить любого ублюдка, что посягнет на их свободу.
Крысы
17
Ли — являются еще одним видом анималистических рас. Славятся своей культурой и воинским искусством, схожими с дракийскими.
Реймунд со смесью жалости и отвращения взирал на крысиное копошение вокруг. Он научился не испытывать сильных эмоций, без особой необходимости. Он держал зло этого мира, за пределами своей уязвимости. И все же даже будучи убийцей, он жалел об этих бессмысленно загубленных жизнях, жалел о том, что они могли бы сделать, но никогда не сделают. Жалел об их свободе. И наслаждался свободой собственной. Свободой цепного пса. Но все же большей, чем здесь. Будучи сторонним наблюдателем, на мгновение погрузившимся в этот кипящий страстью и отчаянием мир, он и не подозревал о том, что в уме, каждая из этих крыс была много свободнее убийцы Альянса.
Миновав второй кордон, карета довольно быстро выехала на щебенку, затем колеса загрохотали по добротному каменному настилу. Реймунд, выглянув в окно, понял, что контраст крысиного квартала с пагодой их правителя бледнеет рядом с контрастом крысиного квартала и Правительственных территорий.
Перед каретой вырастала стена высотой в четыре человеческих роста, на расстоянии ружейного выстрела (порядка 200–300 метров) на стене располагались мощные шестигранные башни с бойницами для четырехфунтовых кулеврин. За стеной же виднелся лес шпилей, башенок и минаретов, венчавших вычурные и помпезные дворцы, виллы и особняки района, где как в почетной осаде жила городская аристократия.
Карета остановилась у массивных окованных сталью и украшенных защитными усиливающими заклятьями ворот. Из стоявшей подле ворот караулки вышел невысокий худой капитан с изможденным лицом человека изнывающего от жары в песочной шерстяной форме Шваркарасских колониальных войск. На груди капитана — парня лет 20–25 — гордо болтались знаки различия за 5, 10 и 15 лет беспорочной службы.
Быстро проверив бумагу, поданную ящером, капитан махнул рукой солдатам на воротах, один из них пнул сапогом носрога-раба и носорогообразный гуманоид, втрое превосходивший солдата в размерах, покорно завертел цепной ворот.
«Рабство не в цепях», — Мрачно подумал Стург. «Рабство в уме. Там, за спиной, нищие крысы, каждая из которых стоит трех таких солдат и пожалуй восьми их капитанов. А этот носрог терпит. Интересно, юнец, ты хорошо спишь по ночам, зная о таком соседстве. Или тут можно жить лишь не задумываясь о таких вещах. Дисциплина никакая, вон там в углу двое храпят. Оружие изношенное. Обмундирование. Даже думать противно. Кого и от чего вы защищаете? На чем держится порядок в этом городе? Почему вы еще целы?»