Лабиринт
Шрифт:
— Как я по тебе скучал! — говорил Гильом, целуя ее лицо, шею, руки.
Элэйс поморщилась.
— Что такое?
— Ничего, — поспешно отозвалась она.
Гильом сдвинул плащ, открыв свежий багровый синяк у нее на плече.
— Святая вера! Ничего! Как, во имя…
— Упала, — объяснила Элэйс. — Плечу досталось хуже всего. Это только на вид страшно. Пожалуйста, не обращай внимания.
Гильом с сомнением взглянул на нее.
— Так вот как ты проводишь время без меня, — сказал он. Подозрения
— Почему ты здесь?
Она запнулась:
— Доставила сообщение отцу.
Элэйс пожалела о своих словах, едва они сорвались с языка. Радость совсем исчезла с его лица, лоб нахмурился.
— Какое сообщение?
Она ничего не могла придумать. Что сказал бы отец? Чем ей оправдаться?
— Элэйс, какое сообщение?
Элэйс задыхалась. Больше чем когда-либо, ей хотелось поговорить с ним открыто, но она обещала отцу.
— Прости, мессире, но я не могу сказать. Только для его ушей.
— Не можешь или не хочешь?
— Не могу, Гильом, — с сожалением сказала она. — И мне очень жаль.
— Это он послал за тобой? — В голосе мужа звучала ярость. — Он послал за тобой, не спросив моего позволения?
— Нет, никто за мной не посылал, — возразила Элэйс. — Я сама решила приехать.
— И не желаешь сказать мне зачем?
— Умоляю, Гильом, не требуй, чтобы я нарушила слово, данное отцу. Пожалуйста, постарайся понять.
Он ухватил ее за плечи и встряхнул.
— Ты мне не скажешь? Не скажешь? — Он отрывисто, горько рассмеялся. — И подумать только, я вообразил, будто первый в твоем сердце. Каков глупец!
Элэйс хотела удержать мужа, но он вырвался и зашагал прочь сквозь толпу.
— Гильом, подожди!
— В чем дело?
Она развернулась и увидела перед собой отца.
— Мой муж обижен, что я отказалась ему довериться.
— Ты сказала, что это я запретил тебе говорить?
Хотела сказать, но он не в настроении слушать, Пеллетье ощерился:
— Он не вправе требовать, чтобы ты нарушила слово.
Элэйс твердо взглянула в лицо отцу. В ней нарастал гнев.
— Со всем почтением, paire, но он в полном праве требовать от меня и повиновения, и верности.
— Ты не нарушила верности, — нетерпеливо возразил Пеллетье. — Он остынет. Теперь не время и не место…
— Он такой вспыльчивый. Оскорбления глубоко ранят его.
— Как всех нас, — огрызнулся отец. — Все мы вспыльчивы. Однако не все позволяют чувствам возобладать над здравым смыслом. Хватит, Элэйс, забудь. Гильом здесь, чтобы служить своему сеньеру, а не для того, чтобы ссориться с женой. Ручаюсь, вернувшись в Каркассону, вы с ним быстро все уладите. — Отец поцеловал ее в макушку. — Дай ему остыть. А теперь приведи Тату. Приготовься к отъезду.
Она медленно побрела вслед
— Тебе бы поговорить обо всем с Орианой. По-моему, она должна кое-что знать о том, что со мной случилось.
Пеллетье махнул рукой.
— Ты несправедлива к сестре. Слишком долго я не замечал разлада между вами, в надежде, что все уладится само собой.
— Прости, paire, мне кажется, ты плохо ее знаешь.
Пеллетье пропустил слова дочери мимо ушей.
— Ты склонна слишком строго судить Ориану, Элэйс. Уверяю тебя, она взялась о тебе заботиться из лучших побуждений. Ты хотя бы спросила ее?
Элэйс покраснела.
— Вот именно. По лицу видно, что даже не подумала.
Отец помолчал.
— Вы же сестры, Элэйс. Ты должна лучше думать о ней.
Несправедливость упрека заставила ее возмущенно вспыхнуть:
— Ты думаешь, я?..
— Если у меня выдастся время, я поговорю с Орианой, — твердо заключил отец, давая понять, что разговор окончен.
Элэйс сдержалась. Она с детства была любимицей отца и понимала, что именно вина за отсутствие родительской любви заставляла его закрывать глаза на недостатки старшей дочери. От младшей он требовал куда большего.
Она пристроилась рядом с отцом и постаралась идти в ногу.
— Ты постараешься выяснить, кто забрал мерель? Разве не…
— Довольно, Элэйс. Ничего больше нельзя сделать, пока мы не вернемся в Каркассону. Пошли нам Господь быстрой и безопасной дороги домой! — Пеллетье остановился и обвел глазами двор. — А Безьеру да пошлет Он силы задержать их здесь.
ГЛАВА 30
КАРКАСОН,
вторник, 5 июля 2005
Удаляясь от Тулузы, Элис чувствовала, как с каждой минутой улучшается настроение.
Дорога прямо, как стрела, прорезала желтые и зеленеющие поля. Мелькали посевы подсолнечников, склонивших головы от вечернего солнца. После гор и угрюмых долин Арьежа эта часть Франции казалась ручной и дружелюбной.
На вершинах холмов притулились деревушки. Отдельные домики, заслонившиеся от зноя ставнями и cloche-mur [65] с колоколами, чернеющими на фоне пыльного розоватого неба. Проезжая, Элис читала названия деревень и городков: Авиньонет, Кастельнодари, Сен-Папол, Брам, Мирпуа… — смакуя их на языке, как глоток вина. Перед ее мысленным взором вставали старинные мостовые и светлый камень стен, насквозь пропитанный тайнами прошлого.
65
Дословно: стена с колоколами, звонница (фр.).